Айрис Мердок - Замок на песке

Бладуард не торопился. Он пристально изучал картину. Несколько раз он как бы уже решался заговорить, и наконец решился:

— Мисс Картер, это интересная работа, можно сказать, талантливая работа… — Тут он замолчал, но несомненно предчувствовалось продолжение. — Но… — И снова молчание, будто подготавливающее слушателей к чему-то важному. — Ваша картина слишком красива.

— Вы хотите сказать, что на самом деле я — безобразное старое чудовище… и именно так меня следовало изобразить? — вмешался Демойт — Может, вы и правы.

Бладуард принадлежал к числу тех немногих, кто умел не слышать Демойта. Он продолжил:

— Это вопрос голов… головы, мисс Картер. Вы решили изобразить ее как одну из ряда деталей, выписанных действительно умело, не отрицаю. Иначе говоря, зрителю предстоит любоваться именно этим совершенным рядом деталей. Единственным результатом избранного вами пути стало то, что, хотя ваш портретируемый и выглядит старым, но не выглядит смертным. В картинах, наделенных могуществом, свойственным шедеврам, именно голова есть то, что нас впечатляет. Голова должна читаться как совокуп… совокупность объемов. Умение уловить характер — это, несомненно, очень хорошо. Но пока это всего лишь живопись, мисс Картер.

Наступило молчание.

— Вы абсолютно правы, — растерянно закивала Рейн. — Да, да, да, вы правы… Боже мой, не годится, никуда не годится. — Она махнула рукой и отвернулась.

Все, кроме Демойта и Бладуарда, казались смущенными. Бладуард, высказав свое мнение, вернулся к изучению картины.

— Наверняка мистер Бладуард не хотел сказать… — начал Эвви.

— Если вы не хотите явиться к окончанию матча, пора выпить чаю и отправляться, — глянув на часы, произнес Демойт.

Пруэтт и Эвви взяли чашки из рук мисс Хандфорт. Мор отказался от чая. Рейн стояла у стола, держа в руках чашку и мрачно глядя в сторону картины. Мор подошел к ней.

— Может, Бладуард и прав, не знаю, — сказал он, — но это, несомненно, хорошая работа… и если есть слабые места, то вы можете их доработать.

Он наклонился к ней, почувствовав свежесть ее платья, и ему вспомнилось как пахла ткань, когда он обнял ее. Он презирал свою неуклюжесть. Эта рубашка с длинными рукавами. Подмышки пропотели и подбородок в щетине. Он отстранился, понимая, что эта близость может быть ей не приятна.

— Голову надо будет писать снова, — вздохнула она. Поставила чашку на стол и повернулась к Мору. Он осознал, что она снова рядом и от этого блаженное чувство легкости охватило его. Он прошептал:

— Какое счастье, что машина опять на ходу. — Находящиеся в комнате не могли расслышать его слов.

Рейн прикоснулась к чашке. Вероятно, она хотела что-то сказать, но передумала.

— Через минуту мне надо уходить, — заторопился Мор, — и пользуясь этой возможностью, я хочу сказать, мне очень жаль….

— Не против ли вы этим вечером поужинать со мной и мистером Демойтом в «Голове сарацина»? — прервала его Рейн.

Мор был удивлен и тронут. Более чудесного предложения он и представить не мог. Но тут же вспомнил, что обязан отужинать в доме Эвви.

— С радостью, но… мне надо быть у Эверарда.

Ему стало ужасно досадно. Может быть, это последняя возможность увидеться с нею… Он взглянул ей в лицо и поразился страстному, едва ли не безумному выражению ее глаз. Он отвернулся. А что если он ошибся, не разглядел ее чувств? Он схватился за край стола. Слышно было, как Эвви говорит:

— Ну, нам пора, как ни прискорбно… Мор произнес скороговоркой:

— Почему бы вам не заглянуть ко мне вечером на обратном пути с ужина? Предположим, около девяти или чуть позже. — И он назвал адрес.

Глядя куда-то в сторону, Рейн кивнула.

— Да, — выдохнула она.

Эвви прошел мимо, говоря какие-то слова. Гости гуськом вышли за ним, и Рейн повезла их назад к школе. Она оставила их на площадке и уехала, развернув машину так стремительно, что шины заскрежетали по гравию. Эвви и Пруэтт направились к крикетному полю. На территории школы было пусто и тихо. Полый звенящий звук ударов по мячу слышался издалека. Там вновь начали игру. Бладуард пробормотал что-то и пошел в сторону изостудии.

Мор остался в одиночестве. Солнце садилось. Птицы прохаживались вдоль обочины, отбрасывая на траву длинные тени. Мор долго смотрел на них. И понял, что совершил ошибку.

Было пятнадцать минут десятого. Идя от Эвви, Мор завернул в магазинчик и купил бутылку белого вина и бутылку бренди. Он тщательно прибрал в гостиной, поставил бутылки и бокалы на поднос. Прибавил к ним еще тарелочку с печеньем. И устроившись возле окна, выходящего на дорогу, стал ждать. Еще в обед небо начало хмуриться и к вечеру целиком затянулось плотными черными тучами. Раскаленный воздух дрожал. Вот-вот должна была грянуть гроза. А пока ее предвестники, зной и тягостное безмолвие, будто навсегда завладели миром. Свет померк, и непривычно ранняя тьма угрожающе расползалась вокруг. «Как перед концом света», — сказала проходившая по дороге женщина. И ее голос эхом отразился в плотном сгустившемся воздухе.

А Мор сидел у окна и не мог побороть дрожь. Он не решался включить свет. Он не чувствовал никакой радости, никакого воодушевления от того, что совершил. Да он и не знал в точности, что именно он совершил. Он раскаивался, что произнес те слова. И ничего не было бы, если не то выражение ее лица. Впрочем, неясно даже, что же означало это выражение. Зато, несомненно, он сделал еще один шаг по дороге, ведущей в тупик. Теперь им обоим еще труднее будет рассеять ту двусмысленность, которая уже начала формироваться между ними. Действительно ли что-то возникло? А может, лишь показалось? Лучше поверить, что лишь показалось. И в какие-то моменты ему удавалось верить.

Сначала он успокаивал себя мыслью, что, может, она еще и не придет. Она, должно быть, поняла, что те слова он произнес сгоряча и теперь сожалеет о них, а значит, надо сделать вид, что ничего и не было сказано. В конце концов, он ведь молчал пять дней, и она наверняка это учла. Он до боли отчетливо увидел себя со стороны — мужчина средних лет, обманывающий свою жену, неловкий, жалкий, нелепый. Ну, конечно же, она не придет. Время шло, и, не ожидая радости от ее прихода, он в то же время страшно боялся, что она не придет. И раз сто успел взглянуть на часы. Было уже двадцать минут десятого. За окном почти совсем стемнело.

И вдруг послышались шаги. Кто-то прошел по дорожке. Она! Подошла к крыльцу, а он и не заметил. Сквозь темное окно он напряженно следил за ней. Она поднялась на ступеньку. Порылась в кармане плаща. Вытащила конверт, опустила в щель почтового ящика, повернулась и быстро пошла прочь.

Не медля ни секунды, он выбежал из комнаты, распахнул входную дверь и в три прыжка пересек дорожку. Увидел маленькую фигурку впереди на дороге. Поспешил следом. Боль в душе мгновенно переплавилась в яростный восторг. Он настиг ее, когда она уже готова была исчезнуть за поворотом дороги, и схватил за руку. Будто вора. Молча потащил назад к дому. Она не сопротивлялась. Они пробежали по дороге. Он крепко держал ее за руку. Накрапывал дождь. Они влетели в дом, словно пара птиц. Он затворил дверь.