Олег Рой - Эдельвейсы для Евы

Хлопнула пробка, искрящийся напиток заиграл в хрустале. Мы поздравили жениха и невесту, после чего Ба пригласила нас к ужину. И хотя она ничего не знала о предстоящей помолвке, стол был накрыт так торжественно, словно Бася загодя готовилась к празднику. Впрочем, у нее так было всегда.

– Вам не нравится Игорь? – спросила Сиамская кошка, когда мы с ней, в перерыве между горячим и десертом, вышли покурить на балкон.

– Не нравится, – подтвердил я.

– Ничего удивительного, это бывает, – рассудительно отвечала Лиза. – Мой третий муж, он был психолог, рассказал мне как-то, что братья и особенно отцы всегда ревнуют своих сестер и дочерей к их избранникам. Им кажется, что их любимицы достойны чего-то большего и лучшего…

На следующий день я снова поехал в Химки. Остановился в уже ставшей знакомой аллейке, поднялся на крыльцо, отделанное витой решеткой, и уже собирался позвонить, как дверь распахнулась и навстречу мне, волоча за собой какие-то большие пакеты, вышли толстенькая дочка Добрякова и невысокая шустрая старушка.

– Добрый день! – сказал я.

– Здрасте, – пропищала девочка тоненьким голоском.

– Здравствуй, здравствуй, – закивала старушка. – Это ты, что ли, будешь Гера?

– Я буду, – не стал отрицать я.

– Ну заходи тогда, Жанночка тебя с утра ждет.

– Может, помочь вам? – я с сомнением покосился на их пакеты.

– Сами справимся, чай, мусорка недалеко… Сама-то, видишь, – доверительно шепнула мне старушка, – уборку затеяла. Грех-то какой… Мишеньку еще земле не предали, а она уж давай его одежу выбрасывать!

– Семеновна, с кем ты там? – послышался голос Ежихи.

– Да Гера твой приехал.

– Ну что же ты его не пускаешь в дом?

– Иди, милок, иди к ней, – благословила меня Семеновна.

Я вошел в холл и изумился царящему в нем беспорядку. Повсюду были разбросаны вещи, в основном одежда и обувь. Посреди этого хаоса с воинственным видом стояла взъерошенная Жанна.

Только вчера я наблюдал похожую картину – только у себя дома. Что-то уж слишком много в этой истории становится повторов и совпадений…

– Что это у вас тут? – удивился я.

– Барахло его хочу выбросить, – отвечала Жанна. – Чтобы даже духу его поганого тут не было!

Да, сильно же она, должно быть, ненавидела мужа, если принялась выкидывать его вещи меньше чем через двое суток после его кончины.

– Ладно, это подождет! – Ежиха прижалась ко мне горячим худым телом. – Пойдем наверх! – шепнула она.

Я уже повернулся к лестнице, как вдруг мое внимание привлекло нечто в россыпи обуви. Не веря своим глазам, я подошел поближе, наклонился и поднял заинтересовавшую меня вещь. Это был маленький детский сандалик с рисунком в виде травинок и ярким красным маком вместо застежки. Точь-в-точь такие же босоножки были на моей Светке, поющей песенку про кузнечика на второй кассете.

– Это Ликины? – выдавил я из себя.

– Конечно, – Ежиха улыбнулась моей несообразительности. – Правда, красивые? Это мы ей на заказ шили. Давно уже, она из них года два как выросла.

– На заказ?

– Ну да. Мы ей всю обувь на заказ шьем. У нее ножка очень нежная.

– Ты хочешь сказать, что такой второй пары нет?

– Ну, я не знаю. Я ведь сама это все придумала – и эти маки, и эту травку… Не думаю, что мастер будет воровать чужую идею: все-таки мы у него постоянные клиенты… Гера! Да что с тобой? Гера! Ты что, меня не слышишь? Тебе плохо? Ты так побледнел…

Я колебался недолго.

– Послушай, Жанна, мне нужно показать тебе одну вещь… У тебя в доме найдется видеомагнитофон?

Она нервно засмеялась.

– Пойдем, покажу.

– Сейчас, только возьму кое-что в машине.

Ежиха привела меня в комнату на втором этаже. Видимо, это был кабинет Добрякова, не кабинет даже, а настоящая студия, битком набитая компьютерами и разной другой профессиональной техникой, в которой я мало что понимал.

– Это его, Михаила?

– Нет, блин, мое! Его, конечно.

– Поставь, пожалуйста, вот это, – я протянул ей кассету.

Жанна защелкала кнопками и рычажками, один из экранов засветился, и через какие-то мгновения в комнате раздалось «В тлаве сидел кузнечик…».

– Ой, – удивилась Ежиха, – откуда у тебя это?

– Расскажу обязательно! – пообещал я. – Но сначала ты мне скажи – ты узнаешь сандалики? Это те же или другие?

Вместо ответа Жанна встала, подошла к занимавшему почти целую стену стеллажу, покопалась на полках, вытащила еще какую-то кассету, поставила ее и включила телевизор. Я увидел незнакомую квартиру, наряженную елку, Жанну и Лику, только маленькую – примерно в возрасте моей Светки.

«Лика, к тебе сейчас придет Дедушка Мороз! – говорила Жанна дочке, сидя перед ней на корточках. – Ты споешь ему песенку, которую мы с тобой учили?»

– Что это? – я вопросительно посмотрел на Ежиху.

– Подожди. Сейчас, – она схватила пульт и принялась проматывать пленку. – Вот, гляди.

И я увидел. Лика в красном платьице и в тех же самых сандаликах стояла на стуле, в той же позе, что и Светка, и пела ту же песню про кузнечика, также не выговаривая букву «р», только ее голос звучал четче и звонче.

– Видишь? Это монтаж.

Я ничего не мог понять.

– Жанна, что это значит?

Ежиха только плечами пожала.

– Значит, что кто-то взял запись с поющей Ликой и зачем-то переделал ее так, что на пленке получилась другая девочка. Кто это мог быть, я догадываюсь, а зачем – ума не приложу.

– Ты хочешь сказать, что это сделал Толс… твой муж?

– Ну, а кто же еще? И наверняка прямо здесь, – Жанна показала на аппаратуру. – А что это за девочка у тебя на кассете?

– Моя дочь. Ее у меня украли.

– У тебя украли дочь? – ахнула Жанна. – Давно?

– Пятнадцатого мая. Мне присылали кассеты с ее изображением, но, похоже, меня дурили, выдавая за мою Светку твою Лику.

Ежиха снова прокрутила мою запись, внимательно вслушиваясь в звук.

– Ты видишь, – она была очень серьезна. – На пленке лицо твоей девочки как будто смазано, и голос звучит глухо… Такую подделку смонтировать, в принципе, несложно – достаточно добавить шумов, заменить лицо, волосы и платье…

– Господи!

– Гера! – Ежиха вдруг посмотрела на меня совершенно круглыми от ужаса глазами. – Это что же получается: Мишка украл твоего ребенка?

Жанна была первым человеком, кому я рассказал абсолютно все: о Регине; о том, как я нес ее по лестнице с перебитой, как мне тогда казалось, ногой; как потом бегал и искал Светку; как с меня потребовали миллион; как приехала сестра с завещанием; как я случайно оказался в бывшей профессорской квартире и нашел дочкино платье; как хозяин квартиры сообщил мне паспортные данные ее мужа и как я его выслеживал. Когда дело дошло до второго появления на сцене Регины, я было запнулся, но Ежиха положила мне на руку свою горячую ладонь и попросила: