Олег Рой - Эдельвейсы для Евы

– Говори все, как есть. Он с девкой был, да?

Вместо «девки» она употребила совсем другое слово, и это, как ни странно, мне помогло. И я рассказал все и дальше – вплоть до аварии.

– Вот оно что… – Лицо Жанны было совершенно серым, измученным и больным. – Но клянусь тебе, я ровным счетом ничего об этом не знала! Ты веришь мне?

Я ей верил.

Ежиха вдруг сорвалась с места и заметалась по студии, подбежала к стеллажу.

– Давай поищем здесь. Может, найдем что-нибудь…

Добряков был аккуратным человеком – каждая кассета оказалась подписана и датирована. Пару полок занимали в основном семейные архивы, запечатлевшие взросление Лики, остальные кассеты относились к работе. Ничего интересного.

– Должно быть, должно быть, – бормотала Жанна. – Не может не быть. Открывай стол.

– Заперто… Не знаешь, где может быть ключ?

– Ломай! – решительно скомандовала Ежиха.

– Ты уверена?

– Конечно, уверена! Теперь я хозяйка, что хочу – то и делаю!

Она оказалась права. В запертых ящиках обнаружилось немало интересного для нее, включая украшения в коробочках и документы на приличную сумму в банке. Но меня интересовали только кассеты. Их было с десяток, на корешках значились даты разной давности и загадочные надписи в духе «И1» или «Р3». Жанна наугад ткнула в видак одну из кассет, промотала до середины, включила изображение и смачно выругалась. То, что мы увидели на экране, предназначалось, конечно, не для наших глаз, и уж точно не для глаз Ежихи.

– Вот гад, вот сволочь, вот кобель! – возмущалась она, глядя на то, как ее покойный муж кувыркается в постели с какой-то крашеной блондинкой. – И ведь не говорит ей, что устал и что завтра у него тяжелый день! А меня на голодном пайке держал, подонок! Представляешь, подарил мне на Восьмое марта игрушку из секс-шопа: на тебе, дорогая, чтобы не скучать!..

– Давай лучше посмотрим вот это, – я протянул ей кассету, на которой стояло «Май, девочка. 2002». – Мне почему-то кажется, что это то самое…

Предчувствия меня не обманули. Это была предварительная съемка, превратившаяся потом в пленку, попавшую ко мне еще во Львове. На ней была видна профессорская квартира, мелькала Регинка, ставящая мою Светку в нужной позе у занавешенной темной тканью стены, и явственно слышался голос Добрякова, отдававшего им распоряжения. Я был вне себя. Единственное, что как-то мирило меня с происходящим, было их обращение со Светкой. На девочку не кричали, ее не обижали, а вели себя так, словно предлагают ей интересную игру, и дочка, судя по всему, чувствовала себя неплохо.

– Ну, хоть с дочкой твоей все в порядке, видишь? – попыталась утешить меня Жанна.

– Было в порядке. Во Львове… – проговорил я.

Страшная догадка посетила нас обоих одновременно.

– Ты хочешь сказать, что… – начала Ежиха.

Но я не хотел ничего говорить. Ответа на вопрос, для чего нужно было подменять Светку Ликой, у меня пока не было. Вернее, был, но я отдал бы все на свете, чтобы он оказался ошибочным.

Следующий день начался с похорон. Я приехал прямо на кладбище в «Востряково» и какое-то время дожидался «моих», высматривая в толпе скорбящих безутешную вдову со стрижкой «а-ля ежик». Народу проводить Толстяка явилось, как ни странно, довольно много, но среди них не было никого, кто мог бы меня заинтересовать.

Я старался держаться в стороне: надо было присмотреться к знакомым Добрякова, самому особо не бросаясь в глаза – среди пришедших могли быть те, кто входил в шайку похитителей и знал меня в лицо. Я был в черных очках – это все, что я мог себе позволить для конспирации.

Жанна в элегантном черном брючном костюме и даже в шляпке прибыла в сопровождении двух мужчин – низкорослого и полного, чем-то похожего на покойного, только постарше, и молодого, высокого и мускулистого, бритого налысо и с квадратным подбородком. Первый, очевидно, был брат усопшего, о том, кто был второй, я и гадать не стал.

Ежиха нашла меня взглядом, я подошел поздороваться. Она протянула мне руку в кружевной черной перчатке:

– Гера, я рада вас видеть. Познакомьтесь, это Борис, брат моего мужа, а это, – она стрельнула глазами в качка, – Николай, наш похоронный агент.

Мужчины пожали мне руку, извинились и поспешили в здание крематория. Мы с Ежихой остались наедине.

– Ты как? – тихо спросил я.

Она пожала плечами, оглянулась вокруг, показала на горло и призналась вполголоса:

– У меня этот маскарад уже во где! Скорее бы все это закончилось…

– Потерпи… – посочувствовал я.

– А ты как? Узнал что-нибудь про дочку?

Я отрицательно покачал головой. Тут к вдове подошли две какие-то пожилые женщины, и я счел лучшим ретироваться.

Ожидание было долгим и томительным. Я стоял в стороне и уже жалел, что пришел сюда. Наконец, нас всех пригласили в ритуальный зал – прощаться.

Хоронили Добрякова в закрытом гробу – видимо, последствия аварии оказались значительными. И меня, честно говоря, этот факт только порадовал. Никакого удовольствия от лицезрения «трупа врага», столь часто упоминаемого в классической литературе, я бы не получил.

Когда распорядительница похорон визгливым голосом поинтересовалась, не хочет ли кто-нибудь сказать несколько слов о покойном, от входа раздался торопливый стук каблучков. Кто-то из следящих за модой женщин опаздывал на церемонию. Я посмотрел в ту сторону и даже не удивился, увидев змею-Регину.

Она была в узком черном платье, рыжие густые волосы убраны под черный тонкий шарф. «Прямо, как вторая вдова», – отметил я про себя. Регинка, ни на кого не глядя, подошла к гробу и встала в изголовье. Жанна, стоявшая точно напротив нее по другую сторону, смерила рыжую недоуменным взглядом, но та даже внимания на нее не обратила, потупила взор и застыла, прижимая к груди букет темно-красных, почти черных роз.

Начался ритуал прощания. Сначала вышел вперед брат Добрякова и долго говорил о том, каким хорошим человеком был Миша, потом его место занял какой-то телевизионщик с монологом, повествующим, какого замечательного сотрудника они потеряли, потом кто-то из женщин заплакал… Меня всего трясло от нетерпения. «Только бы не упустить Регину, только бы не упустить», – повторял я про себя. И даже занял позицию у двери, чтобы не дать этой гадине проскользнуть.

Наконец, скорбные речи, тяжелые вздохи и возложение цветов закончились. Под траурную музыку гроб уехал в открывшуюся в стене нишу. Участники церемонии потянулись к выходу. Жанна, проходя мимо меня, молча сжала мою ладонь и прошествовала дальше. Регинка меня пока не заметила, она так и шла, опустив очи долу.

Ну что же, мне это было только на руку. Я отправился за ней и, улучив момент, подошел сзади, взял ее под локоток и тихо проговорил: