Паскаль Киньяр - Записки на табличках Апронении Авиции

Двадцать четыре мешочка золота.

Двести сорок семь квадрантов [63] Квадрант — мелкая монета, составляющая четверть асса. Асс изначально равнялся 1 фунту (либре), затем представлял собой бронзовую или медную монету в 1 унцию, а со времен Августа более чем вдвое меньше. .

Тростник с Тахо, для перьев.

Мне не нравится заниматься любовью во время первой сиесты.

Из ноздрей Тронко, пса Спатале, вечно свисают две тонкие сопельки.

— У мужчин имеется нечто похожее, и от этого у них зудит на кончике, — сказала со смехом Ликорис.

— Мне думается, сами они называют это желанием, — сухо заметила Марцелла.

— Подобное определение более чем любопытно, — мрачно откликнулась Плекуза.

— Явления самого общего порядка редко бывают самыми убедительными, — меланхолично провозгласил Савфей.

— Например, смерть, — медленно сказала Ликорис.

— Например, римская латынь, — с трудом выговорил Спурий.

— Например, пупок, — вставил К. Басс, — по крайней мере, то, что эта впадинка может рассказать о человеке.

— Например, мужчины, включая императора, который теперь в Милане, — отважно заявила Плекуза.

— Например, пара ушей, — ответила Марцелла.

— Из этого списка я исключаю поглощение пищи, — сказала Ликорис.

И я кивнула, соглашаясь со словами Ликорис.

А вот мнение М. Поллиона: «Улитки, когда им нужна жидкость, а небеса скупятся на нее, не отправляются на форум, не заползают во чрево супруг консулов, но стараются прожить влагою собственных тел».

Плекуза красится чрезмерно ярко и густо.

— Лицо, что ты кажешь нам, не спит с тобой ночью, — говорит ей Кай.

— Лицо, что скрывают мужчины, спит у них между ног, — парирует Плекуза.

Мул.

Волк.

Пестрые нумидийские куры.

Фазаны из Колхиды.

Мальва от запора.

Салат-латук.

— Боги покинули нас со времен Юлиана, — говорит К. Басс.

— Бог покинул нас со времен Августа, — говорит М. Поллион.

— Боги покинули нас со времен Нумы, — говорит Т. Соссибиан.

— Бог покинул нас с самого начала, — говорит П. Савфей.

Я любила слушать легкие всхрапывания Квинта и тот почти детский вздох, с которым он поворачивался во сне.

Ребенком я боялась грохота кузнечного молота, бьющего по раскаленной бронзе на наковальне.

И рева публики в амфитеатре.

И раскатов грома, когда ему не предшествовала молния.

И чавканья отца за едой.

И визга свиней, выставленных на продажу посреди рыночной площади.

Грабители обокрали дом Плекузы, разбив при этом мраморные статуи Скопаса [64] Скопас (IV в. до н. э.) — знаменитый греческий скульптор с острова Парос. .

Квинт был необыкновенно молчалив. Мне вспоминается ритмичное, почти музыкальное позвякивание железных прутьев, которыми он осторожно ворошил уголья в жаровне — перед тем, как лечь в постель, и после того, как мы любили друг друга. Если он и открывал рот, то лишь затем, чтобы попросить кувшин воды и полотенце — ополоснуть лицо или член, а то еще выпрашивал кусочек лепешки, словно маленький ребенок, до того как прозвонит вечерний колокол.

Мелкий дождичек осыпает бронзовую позолоченную чешую кровли храма Юпитера Капитолийского.

Весна изгнала нас со склонов Яникульского холма. Сорок повозок и сто десять человек тащатся по дорогам.

Весна оживила все краски и придала особую четкость звукам. На вилле вычистили и отмыли южное крыло. Украсили комнаты. Приготовили покои для Публия Савфея, который проведет здесь все лето. Потом рабы, служанки и садовники занялись помещениями в западной части дома, где живу я. Маляры перекрасили стены, слуги развесили новые драпировки. Оконные петли теперь не скрипят. Керамисты искусно обновили мозаику полов. Запах в доме буквально перевернул мне душу, но я так и не смогла определить, с какими воспоминаниями он связан. У меня слегка сжало грудь. Не то же ли самое с мальчиком-рабом в возрасте шести урожаев — вот он стоит, перегнувшись через каменный бортик колодца, и с трудом вытаскивает на цепи полное ведро, пока еще не видя его в холодной узкой темноте. Его слабенькие голые ручки едва удерживают тяжкий груз, эхо от сырых тесаных камней сообщает неестественную звонкость скрипу цепи и выплескам воды, что, взлетев над краем ведра, спустя миг тишины шумно плюхается вниз, в свою подземную обитель; но то скрытое, что вытягивают, выманивают на свет божий, никак не обретет знакомой формы.

Коринфские вазы.

Две финикийские вазы.

Я возненавидела эту ночь. За ужином я выпила чересчур много цекубского и объелась желтыми горлицами. В четвертый раз я проснулась от того, что Спурий начал храпеть, а потом блевать, как последний пьяница. Вещи, к которым давно привык, не становятся от этого более привлекательными. Я растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать во вторую экседру. Тут меня стал донимать комар, он летал вокруг моей головы, садился то на плечи, то на нос, зудел, исчезал, снова появлялся, щекотал ухо, касался щеки. Едва он улетел, как вдали заскрипели возки. Я опять растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать обратно, к Поссидию. Утром я встала измученная, злая, почти в таком же настроении, в каком Аниция Проба возвращается из церкви, где она ела своего бога.

Тиберий Соссибиан погружается в воду большого бассейна.

— Неприятно думать, что он мочит там свой зад, — говорит Публий.

— А я упрекаю его не в том, что он мочит там свой зад, — отвечает К. Басс, — но в том, что под конец он открывает там рот.

Публий добавляет:

— Когда Тиберий Соссибиан говорит, он оскверняет бесконечность воздуха и смущает покой богов. Стоит ему пошевелить губами, как лазурь небес, на которой вырисовываются их лица, сразу меркнет.

Вороны, которым не меньше ста двадцати лет, дважды пролетели над садами и закаркали, пролетая над ними.

Вчера Сп. Поссидий бегал босиком по всему дворцу, барабаня в бронзовую вазу. Он разбрасывал черные бобы и семижды заклинал Ларов [65] Лары — в римской мифологии души умерших. Их отгоняли от дома заклинаниями и разбрасывая черные бобы. . «Лары, не возвращайтесь! — кричал он. — Лары, не возвращайтесь! Лары, не возвращайтесь!» Вдруг Спурий пошатнулся и упал. Его без сознания унесли в спальню. Теперь Спатале врачует его.