Мейв Бинчи - Серебряная свадьба

— О Боже, моя дорогая, ведь я никогда не пью. Я каждый день вижу здесь столько пьяных, что у меня навсегда отшибло охоту даже думать о выпивке.

— Ну тогда чтобы повидаться с сыном.

— Так ведь я вижусь с ним здесь, не правда ли? Он уже взрослый, моя дорогая, и ему совсем не понравится, если его старая мама будет навязывать ему свое общество изо дня в день.

Анна наблюдала за отношениями сына и матери с восхищением, к которому примешивались и ужас, и зависть. Эти двое жили рядом, в одном городе, и вполне довольствовались парой фраз во время случайной встречи.

О других членах семьи они не говорили никогда. Ни о сестре Джо, которая обреталась в каком-то центре по реабилитации наркоманов, ни о его старшем брате, который служил наемником где-то в Африке, ни о младшем брате, работавшем оператором на телевидении.

Внуками мать Джо никогда не интересовалась. Джо рассказывал, что Дженет изредка привозила их в бар, чтобы те могли пообщаться с бабушкой, а иногда он водил детей в парк по соседству с домом матери, и та выходила на них посмотреть. К ней в дом он не приводил детей никогда.

— Наверное, она завела себе мужика. Какого-нибудь молодого парня. И, понятное дело, вовсе не хочет, чтобы к ней в дом тащили внуков. — Для Джо все было просто и ясно.

А Анне казалось, что речь идет о каких-то инопланетянах.

Появись внуки в Пиннере, в доме ее родителей, они бы непременно стали центром Вселенной, той точкой, вокруг которой вращается дом, как в течение целой четверти века он вращался вокруг нее, ее сестры и брата. Анна вздохнула, подумав о приближавшемся серебряном юбилее и ее собственной роли в нем, притом, что у нее своих забот хватало.

Совершенно бессмысленно сидеть с чашкой кофе в руках в пустом книжном магазине и размышлять о проблемах, которые для Джо, как и для всякого занятого собой мужчины, ровным счетом ничего не значат. Она поняла это уже в первый вечер, который они провели вместе.

Сейчас Анне следовало сосредоточиться на подготовке серебряной свадьбы, которую всем им предстоит отпраздновать в октябре.

Конечно, от Хелен пользы не будет никакой. Единственное, на что она способна — это прислать цветастую поздравительную открытку с подписями всех монашек их монастыря или организовать для отца с матерью какую-нибудь особую мессу и пригласить на нее всех прихожан их прихода. Она возьмет выходной и приедет в Пиннер в своем линялом сером свитере и такой же юбке, с тусклыми, безжизненными волосами и большим крестом на цепочке вокруг шеи. Хелен выглядит даже не как монахиня, но как слегка тронувшаяся, плохо одетая особа, прячущаяся за этим крестом от остального мира. Да, наверное, так оно и есть на самом деле. Если все пройдет как надо, Хелен уедет вполне довольная и увезет с собой в холщовом мешочке кое-что из остатков угощенья. Потому что одна из сестер в монастыре любит пряники, а другая питает слабость к лососине.

С отчаянием смотрела Анна на ближайшее будущее младшей сестры. Хелен входила в состав одной из католических конгрегации Южного Лондона и вынуждена бороться за свое место в ней.

Но Хелен, во всяком случае, хоть постарается приехать. А Брендан, появится ли он вообще? Вот это проблема, и Анна старалась до поры до времени не думать об этом. Если Брендан Дойл не сядет на поезд, а потом на корабль, а потом снова на поезд, чтобы попасть в Пиннер на двадцатипятилетие свадьбы своих родителей, все будет впустую. Отец с матерью никогда им этого не простят.

Фотография семьи на стене гостиной будет неполной.

Наверное, придется лгать, придумывать, будто он не смог отлучиться со своей фермы в Ирландии: уборка урожая, или что там люди делают на фермах в октябре.

Но Анна с тошнотворной ясностью чувствовала, что это будет никудышное оправдание. И шаферу, и подружке невесты, и родственникам, и соседям, и священнику — всем будет ясно, что причина в обыкновенном равнодушии Брендана к семейным делам.

И серебро поблекнет…

Как заманить — вот проблема. И проблема ли? Может, в самом деле, не стоит его тащить?

Когда Брендан учился в школе, он был очень спокойным мальчиком. Кто бы мог предположить, что у него вдруг возникнет странная потребность уехать от семьи черт знает куда? Анна была просто шокирована, когда он сообщил ей об этом. Абсолютно прямо и без малейшей мысли о том, каково это будет для других членов семьи.

— Я не вернусь в школу в сентябре, и переубеждать меня совершенно бесполезно. Выпускные экзамены я все равно сдать не смогу, да это мне и ни к чему. Я поеду к Винсенту. В Ирландию. И уеду так скоро, как только смогу.

Его бранили, упрашивали. Все было бесполезно. Он так решил, и все.

— Что ты с нами делаешь? — плакала мать.

— Ничего такого я с вами не делаю, — Брендан был спокоен, — я делаю это ради себя самого, и вам это ничего не будет стоить. Я думал, вы будете рады, ведь отец вырос на этой ферме.

— Не воображай, что ферма автоматически перейдет к тебе, — брызгал слюной отец, — этот старый отшельник согласится уехать оттуда разве что в какую-нибудь миссию. Запросто может оказаться, что тебе там ничего не выгорит.

— Послушай, папа, я вовсе не думаю о чьей-то смерти, последней воле, завещаниях и всяком таком. Я думаю о том, как мне жить. В прошлом я был там счастлив, а Винсенту не помешает пара лишних рабочих рук.

— Да уж, при таком образе жизни нет ничего удивительного в том, что он так и не женился, должен обеспечивать себя сам всем необходимым и не приглашает в помощь посторонних.

— Никакой я не посторонний. Ведь я его родной племянник!

Это был кошмар.

С тех пор общение с Бренданом свелось к открыткам по случаю дней рождения или Рождества. Ну, может, еще годовщин… Этого Анна не помнит. Годовщины. Как же собрать всю эту команду ради какого-то юбилея?

Подружкой невесты, как они до сих пор ее называли, была Морин Бэрри. Она и в самом деле была лучшей подругой матери. Еще в Ирландии они вместе учились в школе. Морин никогда не была замужем, как и матери, ей было сорок шесть лет, хотя выглядела она моложе. В Дублине у нее было два магазина одежды — она отказывалась называть их бутиками. Наверное, Анна могла бы переговорить с ней, а там будет видно. Но тревожный колокол уже вовсю бил у нее в голове, предупреждая об опасности. Для мамы главное было не выносить сор из избы.

У нее всегда были секреты от Морин.

Например, когда отец потерял работу, Морин нельзя было об этом знать.

Или когда Хелен сбежала из дому в четырнадцать лет. Это тоже держали в секрете от Морин. Мама говорила, что все, что имеет хоть какое-нибудь значение для семьи, должно быть тщательно отсортировано и отфильтровано прежде, чем станет предметом обсуждения для друзей и знакомых. Это помогало сохранить достоинство и душевный комфорт, когда дела в семье шли неважно. И Дойлы всегда следовали этому правилу.