Эмиль Брагинский - Тихие омуты

Джекки сидела на скамейке около своего автомобиля. Подошел Каштанов с чемоданом, жалобно посмотрел на удрученную Джекки и присел рядом. Из дома отдыха Владик волок штатив и кофр с кассетами и аккумуляторами. Он мрачно загрузил аппаратуру в багажник, делая вид, что Каштанова и Джекки здесь нет. Погрузил и ушел.

Антон Михайлович невольно начал оправдываться:

– Я же не могу так сразу – взять и уйти...

– А я и не прошу тебя уходить...

Тут оба замолчали, так как из здания дома отдыха вновь появился Владик с какими-то шмотками.

– Что вы замолчали? – запихивая сумки на заднее сиденье, усмехнулся он. – Я не обращаю на вас никакого внимания. – И демонстративно вернулся в дом.

– Понимаешь, я не могу ее просто так бросить... – Доктор прятал глаза, ему было стыдно за самого себя, но он не мог с собой ничего поделать.

– Понимаю...

– Она без меня пропадет.

– Понимаю...

– Она только с виду такая сильная, вообще-то она беззащитная... – В этот момент Антон Михайлович действительно так считал.

– Понимаю...

– Мне нужно собраться с духом...

– Собирайся...

– Женя, мы с тобой знакомы сколько, недели две, ты зря обижаешься, – убивался Антон Михайлович, – я не могу так сразу... я старый... но без тебя я тоже не могу...

– Что ты предлагаешь, старый? – бесстрастно спросила Джекки.

– Мы будем встречаться, – с жаром продолжал Каштанов, – обязательно!

– Где? – как бы полюбопытствовала Джекки. – Квартира у меня двухкомнатная, комнаты проходные, со мною мама и дочка...

Доктор напрягся, – это был первый в его жизни адюльтер, опыта не было, поэтому вопрос о квартире поставил его в тупик. Наконец он нашел выход:

– Квартиру-то можно снять, не проблема.

Джекки усмехнулась:

– И будем встречаться два раза в неделю, так?

– Почему два? Можно и три.

– Какие дни установим? – безжалостно продолжала Джекки. – Выходные отпадают, вы, естественно, дома. – Джекки снова перешла на вы. – Понедельник, среда, пятница, подойдет?

– Какое я барахло! – тихо сказал Антон Михайлович.

– Не смею возражать.

– Прости меня, Женя! – Каштанову стало не по себе.

– За что? Значит, начнем в следующий понедельник. Надеюсь, вы успеете найти квартиру, только, пожалуйста, не на окраине, я ведь очень занята на телевидении.

– Дай мне время! – Доктор был в отчаянии. – Я постараюсь что-нибудь придумать.

Появился Владик, волоча осветительные приборы.

– Мы поедем в Москву вместе? – осторожно задал вопрос пришибленный любовник.

– Сегодня у нас что, четверг? Но это же не наш день!

– Пожалей меня, Женя! – взмолился Антон Михайлович.

– Мне себя жалко, – не оборачиваясь, проронила Джекки.

Она уже сидела за рулем. Потом, что-то вспомнив, сняла с руки часы и протянула Каштанову:

– Это ваши часы, возьмите!

Владик забрался в машину. Жигуленок рванул с места, и доктор понял, что Джекки уехала навсегда.

В Москву они возвращались порознь. На всем пути их следования лил дождь. Он то уныло моросил, то падал частыми сильными каплями.

Каштанов стоял на станции города Крушина, ожидая поезда... Мимо вокзала проехали старенькие «Жигули» с Джекки и Владиком...

Потом Антон Михайлович стоял в тамбуре поезда и задумчиво глядел в окно, по которому струилась вода. Серый, тоскливый пейзаж проносился мимо...

Джекки вела машину, обгоняя всех и вся. Казалось, лицо ее постарело. «Дворники» лихорадочно мелькали, стряхивая воду.

Каштанов перешел в вагон и уселся в проходе.

Инспектор дорожно-патрульной службы в непромокаемом плаще остановил жигуленок за превышение скорости и что-то выговаривал Джекки, мокнущей под ливнем.

В поезде Антон Михайлович, не находя себе места, поднялся, вышел в тамбур и стал снова смотреть на бегущие мимо пейзажи... Потом он достал из кармана мобильный телефон и кому-то позвонил.

Машина Джекки подъехала к железнодорожному переезду, но проскочить не удалось. Шлагбаум опустился... По крыше «Жигулей» колошматил дождь.

Пассажирский состав пронесся мимо. Каштанов не обратил внимания на белую машину, замершую у переезда...

Джекки не успела заметить Каштанова, стоявшего у окна...

Если бы по нашей повести все-таки принялись делать кино, то наверняка режиссер запустил бы на этом эпизоде какую-нибудь хорошую, умную песню. Авторы решили подсказать постановщику, какие именно стихи надо выбрать. Это стихи любимого нами Булата.

Поезд с Каштановым подходил к перрону столичного вокзала. И здесь лупил оголтелый дождь. Антона Михайловича у вагона встречал сын. Каштанов-старший юркнул под зонт младшего, и они направились к машине Никиты.

– Хочу попросить у тебя убежища на некоторое время, – сказал отец.

– На любое время, – поправил его сын...

В тот день, когда отпуск Каштанова окончился и ему надо было выходить на работу, хирург появился в клинике. Фамилия его по-прежнему красовалась на дверях, ведущих в приемную. Секретарша при виде вошедшего шефа, обалдев, всплеснула руками:

– Антон Михайлович! Да вы ли это? Вас узнать нельзя.

– Идет? – полюбопытствовал Каштанов.

Лицо его было гладко выбрито. От усов и бороды не осталось следа.

– Не то слово! – секретарша была в восхищении. – Помолодели-то как! Да вы просто киноартист...

Предоставим читателю решать, на какого артиста стал походить герой нашего сочинения.

В кабинете Иван Павлович принимал поздравления Каштанова:

– Поздравляю тебя с назначением, Ваня. Думаю, ты недолго будешь и.о.

– Это все благодаря вам, Антон Михайлович! – прочувствованно сказал новый руководитель Хирургического центра. – Надеюсь, вы мне поможете тянуть этот неподъемный воз...