Эмиль Брагинский - Старики-разбойники

– Не я у него, а он у меня отнял последний рубль! – возмутился задержанный.

– На тебе твой рубль! – закричал Мячиков. – Ты лучше скажи, куда девал мешок с деньгами?

Верзила взял рубль, спрятал в карман и ехидно спросил:

– А вы что, деньги мешками зарабатываете?

– Пожалейте меня! – взмолился Федяев, а верзила, уловив ситуацию, стукнул кулаком по столу:

– Отпустите меня, наконец!

– Федор Федорович, – запричитал Мячиков, – поймите, я ограбил Анну Павловну, когда она выходила из булочной...

– Пошли вон! Оба! – взревел несчастный прокурор.

– Что вы делаете, Федор Федорович! – ахнул Мячиков. – Вы отпускаете опасного преступника!

– Что тут у вас творится! – загремел верзила. – Сами грабят, а порядочных людей ни за что ни про что хватают на улице!

– Извини, пожалуйста, – сказал Федяев. – С кем не бывает!

– Пораспускались! Я жаловаться буду! – возмущенно крикнул верзила и покинул кабинет прокурора, сдерживаясь, чтобы не побежать.

Николай Сергеевич молчал.

Известно, что доказывать правду труднее, чем ложь. Правда часто выглядит неправдоподобно, тогда как ложь легко маскируется под правду. Правда скромна и не хвастлива, ей достаточно сознания того, что она – правда. Именно поэтому она нередко проигрывает схватку с ложью, которая носит модные одежды, произносит хорошие слова и все время кричит, что именно она – правда!

Оттого что Мячиков не смог доказать прокурору свою правоту и тот отпустил бандита, Николаю Сергеевичу хотелось лечь и уснуть навсегда, не выходя из кабинета. Он закрыл глаза и стал ждать конца. Но как-то не умиралось.

Федяев тоже не произносил ни слова. Он жалел Мячикова, который на старости лет свихнулся, а ведь какой был славный человек.

Когда Николай Сергеевич понял, что жизнь еще не кончилась и надо терпеть дальше, он нехотя открыл глаза и полез в карман за деньгами.

– Здесь недостающие восемьсот рублей!

– Я догадываюсь, – грустно улыбнулся Федяев. – Вам очень хочется остаться на работе, и поэтому вы вносите собственные деньги!

– Это не мои, честное слово! – Николай Сергеевич не лгал. Это были деньги Воробьева.

– Хорошо, не ваши... Но все-таки, не сдавайте их в банк!

– Значит, вопрос о моем уходе решен и я зря старался? – Мячиков еще больше постарел, что в его годы сделать было не так-то просто.

Федяев сочувственно кивнул:

– Николай Сергеевич, мне очень не хочется расставаться с вами, но если бы вы были на моем месте, то поступили бы так же.

– Нет, я так бы не поступил! – быстро сказал Мячиков.

– Это вам кажется. Простите меня, Николай Сергеевич!

И тогда Мячиков заговорил как человек, которому больше нечего терять:

– Вы мне все время не верите, Федор Федорович! А ведь это правда, что я ограбил инкассатора. Но это далеко не все. Грабеж инкассатора – детские игрушки. До этого я украл из музея картину Рембрандта, чтобы самому найти ее и таким образом укрепить свой авторитет следователя. Но в музее даже не заметили пропажи, и мне пришлось повесить картину на место! Я прошу вас завести на меня уголовное дело!

Федяев твердо помнил, что спорить с сумасшедшими бесполезно:

– Дорогой Николай Сергеевич! Украсть картину Рембрандта, а потом еще ограбить инкассатора – работа невероятной сложности. Вы переутомились. Грабежи подорвали ваше здоровье. Вам следует отдохнуть.

– Конечно, – горько усмехнулся Мячиков. – Когда человек говорит правду, ему не верят! Но я стар, и я устал врать! Арестуйте меня!

Федяев не знал, как себя вести:

– Николай Сергеевич, мы достанем вам путевку в хороший санаторий!

Николай Сергеевич сказал с обидой:

– Ничего! Я найду на вас управу!

В это мгновение счастливая мысль осенила Николая Сергеевича, и он, положив восемьсот рублей на прокурорский стол, решительно двинулся к выходу:

– Деньги в банк сдадите сами!

Хлопнув дверью федяевского кабинета, Мячиков величаво миновал приемную, спустился вниз и окликнул дежурного милиционера, который, как обычно, читал Сименона:

– Петя! У тебя ключи от арестантской комнаты?

– У меня.

– Открой мне ее.

В прокуратуре имелась специальная комната, где содержались арестованные, которых привозили на допрос.

Милиционер отпер дверь. Николай Сергеевич вошел, хозяйски огляделся, сел на стул и приказал:

– А теперь, Петя, запри меня здесь!

– Зачем? – с любопытством спросил милиционер.

– Я арестован!

– За что это вас? – засмеялся милиционер.

– За грабеж! – кротко признался Мячиков.

– А где постановление об аресте? – продолжая улыбаться, спросил Петя, уверенный, что следователь шутит.

– Сейчас я его выпишу! – Мячиков расстегнул портфель, достал из него бланк и принялся заполнять.

Увидев, что Николай Сергеевич на самом деле вписывает в бланк свою фамилию, милиционер перепугался и побежал за Федяевым. Он влетел в кабинет начальника и с порога отрапортовал:

– Разрешите доложить, товарищ прокурор! Следователь Мячиков арестовал сам себя!

– Завизируйте, пожалуйста! – Мячиков протянул Федору Федоровичу заполненный бланк.

Федяев стоял в дверях арестантской, с ужасом глядя на узника-добровольца.

– Не смотрите на меня так, – добродушно продолжал Николай Сергеевич, – я абсолютно нормален. Я более нормален, чем когда бы то ни было!

– Выйдите отсюда! Вы злоупотребляете служебным положением! – Федяев не знал, как образумить старика.

– Я не выйду отсюда до суда! – мягко сказал Николай Сергеевич.

Прокурор зашел в арестантскую и потянул Мячикова за рукав, намереваясь вытащить упрямца силой.

– Рукоприкладство запрещено законом! – язвительно напомнил следователь, изо всех сил держась за спинку стула.

– Хорошо! – Федор Федорович махнул рукой. – Тогда сидите здесь сколько влезет! Только вы, Петя, не вздумайте его запирать!

– Испугали! – улыбнулся Мячиков. – Я могу сидеть и незапертым!

Так он и сидел в арестантской комнате. Дверь была не заперта, стражу не поставили, голову наголо не брили, тюремной одежды не выдали... Мячикову не нравилось, как он сидел!

Слух о небывалом происшествии мгновенно облетел всю прокуратуру. Время от времени в арестантскую заглядывали сотрудники и спрашивали у Мячикова, кто сочувственно, а кто насмешливо:

– Сидите, Николай Сергеевич?

– Сижу себе потихоньку! – отвечал Мячиков.

Наконец появился судебный психиатр.

– Вас я давно жду, Петр Ефимович! – приветливо встретил его заключенный.

Доктор дотошно осмотрел Николая Сергеевича и, к собственному удивлению, установил, что никаких отклонений от нормы в сторону сумасшествия у пациента нет!

Наступило обеденное время.

При виде сослуживцев, которые резво устремились в буфет, Николай Сергеевич почувствовал острый приступ голода. Сидеть-то он хотел, но объявлять голодовку не собирался.