Эмиль Брагинский - Служебный роман

Как вдруг... внезапно... глаза Шуры буквально вылезли на лоб.

У гардероба раздевался абсолютно живой и совершенно невредимый товарищ Бубликов. Он был свеж и румян и пока еще не подозревал, что в глазах коллектива он – уже покойник. Эта приятная бодрящая новость еще ждала его.

Шура пошатнулась.

А гардеробщица тихонько крестилась, принимая от Бубликова пальто. Но вот и сам усопший надел очки и подошел к портрету, чтобы с интересом узнать, кто именно из их коллектива отправился на тот свет...

Это был не лучший момент в жизни товарища Бубликова.

В зал влетела Шура, с лицом, искаженным от ужаса. Она гигантскими шагами покрыла расстояние от входа до стола Новосельцева.

– Что случилось? – спросили одновременно Рыжова и Новосельцев.

Но Шура лишилась дара речи. У нее в горле что-то булькало, хрипело, переливалось. Наконец она вымолвила:

– Он жив!

И судорожно показала в другой конец зала.

В зале появился живехонький и почему-то очень рассвирепевший товарищ Бубликов. Он шел по залу, не глядя по сторонам. Глаза его гневно сверкали, а губы бормотали какие-то ругательства.

Появление покойника в зале произвело фурор.

Сослуживцы повскакивали со своих мест. Изумление, испуг, смех, недоумение поочередно сменялись на лицах.

А разгневанный Бубликов, подойдя к Шуре, остановился на мгновение и погрозил ей кулаком.

Новосельцев, Рыжова, Алена и другие сотрудники окружили Шуру, которая принялась рыдать изо всех сил.

– Что ж вы сейчас-то плачете? Плакать надо было тогда, когда он умер.

– Плохие люди не умирают... – философски заметила Ольга Петровна.

– Это в больнице перепутали, – заливалась слезами Шура. – Умер однофамилец, а сообщили нам. А он вышел сейчас на работу, а в вестибюле увидел свой портрет в траурной рамке!

Статистики захохотали, и лишь Ольга Петровна грустно улыбнулась.

– Вам-то смешно! А мне что делать? – жаловалась Шура. – Цветы уже куплены, оркестр заказан.

– Оркестр пусть поиграет в обеденный перерыв, – предложил Новосельцев, – что-нибудь веселенькое, а цветы раздайте женщинам!

– Как же я их раздам, – печально ответила Шура, – когда из них венки сплетены, с лентами. А на лентах написано: «Незабвенному Бубликову от родного коллектива».

– Плохо ваше дело, Шура! – грустно улыбаясь, посочувствовала Ольга Петровна.

– Куда девать венки? Хоть сама помирай, но... – Шура вздохнула, – надпись не подойдет, фамилия другая...

И Шура понесла свое горе к другим сотрудникам, но по дороге она опять столкнулась с бывшим мертвецом. Проявив неслыханную прыть, месткомовка куда-то мгновенно испарилась. А Бубликов сел на свое рабочее место.

В кабинете Калугина нажала на кнопку селектора и попросила секретаршу:

– Вера, вызовите Новосельцева! Пусть захватит отчет.

Верочка набрала по телефону номер Анатолия Ефремовича.

Лампочка телефона на столе Новосельцева замигала. Новосельцев снял трубку.

– Новосельцев, – сказала Верочка в трубку, – зайдите к Людмиле Прокофьевне и захватите отчет.

И вот уже Новосельцев замаячил в дверях директорского кабинета.

– Вы меня вызывали, Людмила Прокофьевна?

– Вы принесли отчет?

– Да, вот он, пожалуйста! – И Новосельцев протянул Калугиной папку.

– Видите... когда захотите, вы умеете работать! – просмотрев отчет, сказала Калугина.

– А я вообще люблю свою работу. Современная жизнь без статистики невозможна.

– Вы знаете, Анатолий Ефремович, – продолжала листать отчет Людмила Прокофьевна, – сегодня я пришла и увидела этот букет. Кто бы это мог принести?

Новосельцев смутился и старался не глядеть на Калугину.

– Понятия не имею!

– И я понятия не имею! – с вызовом произнесла Людмила Прокофьевна.

Калугина явно ждала, чтобы Новосельцев признался в том, что букет принес он.

Анатолий Ефремович принялся выкручиваться:

– Я догадался, это Шура!

– Какая Шура? – изумилась Калугина.

– Из месткома. Понимаете, Бубликов, оказывается, жив. А венки Шура уже купила. Девать их некуда. Вот она раздирает их на букеты и раздает женщинам. – И Новосельцев добавил для убедительности: – Я ей сам это посоветовал!

– Увы! – ехидно заметила Людмила Прокофьевна. – Я пришла задолго до начала рабочего дня, и букет уже стоял. А то, что Бубликов жив, выяснилось позже!

– Значит, моя версия с венками – ошибочная! – с охотой пнул себя Новосельцев.

– Кто же мог это сделать? – со значением спросила Калугина.

– Вы подозреваете, что я приволок этот веник? – возмутился Новосельцев.

– Это не веник, а красивый букет! И я подозреваю, что именно вы притащили его, но у вас не хватает мужества сознаться!

– С какой стати я буду дарить вам букеты? – упирался Анатолий Ефремович.

– А почему мне нельзя подарить цветы? – взвилась Калугина.

– Вообще-то можно, – пошел на попятный Новосельцев. – На день рождения или на Новый год. Но я этим заниматься не собираюсь!

– Почему вы все время врете? – закричала Калугина. Она больше не могла сдерживаться.

– Не дарил я вам цветы! – упрямо твердил Новосельцев. Он так далеко зашел, что отступать было некуда. – Что я, белены объелся?

– Сначала цветы приносите, а потом приходите и оскорбляете! Заберите свой веник обратно! – Калугина схватила букет и швырнула им в Новосельцева.

– Никому из ваших сотрудников... – растерянно сказал Новосельцев, – швырнуть в лицо... вы бы себе не позволили... – И он добавил шепотом: – Неужели вы ко мне неравнодушны?

– Еще одно слово, и я запущу в вас графином! – в ярости завопила Калугина.

– Если вы это сделаете, значит... вы... меня... это самое!.. – Новосельцев не решился назвать «это самое».

– Уходите! – зашипела Людмила Прокофьевна. – Кто вам позволил посещать меня в неприемные дни? Если у вас есть ко мне дело, запишитесь у секретаря!

Новосельцев все еще находился под впечатлением сделанного открытия:

– Хорошо, Людмила Прокофьевна... извините, Людмила Прокофьевна... больше этого не повторится, Людмила Прокофьевна...

Пятясь, Анатолий Ефремович покинул кабинет, унося букет с собою.

– За какие заслуги вас наградили цветами? – удивилась Верочка.

– Запишите меня на прием, Верочка! – Новосельцев был погружен в свои мысли...

– В эту среду уже все занято! – Верочка ничего не понимала.

– Запишите на следующую!

– Хорошо! – Верочка записала фамилию Новосельцева. – По какому вопросу?

– До следующей среды я придумаю.

И, приоткрыв дверь к Калугиной, он швырнул букет, словно гранату, в кабинет начальницы.

Вечером того же дня Калугина дома смотрела по телевизору «Кинопанораму». Но было видно, что она поглощена не передачей, а какими-то своими мыслями. Она потянулась к телефону и стала набирать номер.