Акилле Кампаниле - Если луна принесет мне удачу

– Но это не объясняет, – сказал дон Танкреди, – почему вы не разбогатели.

– Напротив, очень хорошо объясняет, – сказал американский дядюшка. – После бесчисленных трудностей и после того, как я отказался от высших должностей в крупнейших американских банках, я получил место чистильщика обуви. Но к своему несчастью, я очень хорошо умел чистить обувь, так что крупные промышленники говорили про меня: «Да что мы – психи, что ли, чтобы делать из него финансиста. Лучше пусть он будет чистильщиком обуви». Поэтому я дальше этой ступени и не продвинулся.

Что же до Баттисты и Эдельвейс, тут все было иное. Они переговаривались вполголоса. Все их слова говорили: Ты должен меня любить. Все их слова говорили: Ты должен меня любить.

Среди всеобщего веселья, в соседнем зале послышался отчаянный крик: Сусанна, которая вошла под руку с каким-то незнакомцем, увидев, что за одним столом обедают вместе муж, прогнавший ее из дому, и бывший любовник, стала кричать:

– Негодяи, вы встречаетесь тайком! Меня предали дважды, предали дважды!

Сбежались люди из соседних залов. Гверрандо пустился наутек. Филиппо бросил куриную ножку, с которой проделывал сами знаете какое безумство, и возмущенно встал.

– Моя жена, – громко сказал он, говоря с самим собой, – под руку с любовником? О позор семьи! Не далее сегодняшнего утра я обнаружил, что у нее есть любовник, и выгнал ее из дому. И сейчас вижу еще одного. Что мне делать? Выгнать ее еще раз невозможно, раз я ее уже прогнал… Я мучительно думаю, но не знаю, что мне делать…

Вдруг он ударил себя по лбу.

– Эврика! – закричал он. – Я беру ее обратно.

– Я больше тебя не достойна, – с поникшей головой сказала ему женщина.

– Вообще-то, – пробормотал Филиппо, – ты никогда и не была таковой. – И добавил, обращаясь к официанту: – Принесите приборы для дамы.

Дядя Никола, который присутствовал при этом, решил поздравить Филиппо.

– Нет жизни более спокойной, – сказал он, – чем жизнь обманутого мужа, который смирился, потому что он больше не ревнует. Какой мир, какое отдохновение и какое спокойствие! Ни единого упрека от жены и часто небольшой поцелуй; он может спокойно читать газету, по вечерам он отдыхает, и все вокруг него дышит приветом и уютом. Поверьте мне: настоящий покой и настоящий вкус спокойной жизни известны лишь обманутым мужьям, которые больше не ревнуют.

– А вы откуда все это знаете? – спросил Фалькуччо.

Дядя Никола пожал плечами.

– Да уж знаю, – ответил он.

Сусанна решила начать новую жизнь.

– Ты знаешь? – сказала она мужу. – Я собираюсь стать великим ученым, который борется за осуществление идеала.

– Какого идеала?

– За отмену мужской ревности.

– Если вы достигнете своей цели, – заметил Фалькуччо, – вы окажете человечеству услугу еще большую, чем оказал доктор Пастер.

– Хорошо, – сказал Филиппо, – но вам не сделать меня отвечающим…

– Отвечающим? – воскликнула Сусанна. – Надо говорить ответственным, малыш.

– Нет, – с силой возразил Филиппо, стукнув кулаком по столу, – отвечающим! Мне надоело все время говорить: ответственный. Я хочу говорить «отвечающий» и не дай бог, если кто-нибудь мне станет поперек.

Он был неузнаваем. У этого мирного человека философского склада вылезли из орбит глаза и побагровело лицо. Официанты с трудом его сдерживали.

– Что это с ним? – спрашивал кто-то.

– Да он хочет говорить «отвечающий» вместо «ответственный».

– Свяжите его!

Но Сусанна протолкалась сквозь толпу и дала пощечину мужу. Филиппо мгновенно, как по волшебству, успокоился.

– Я думал, – сказал американский дядюшка, горячо пожимая ему руку, – что вас черт побрал.

– Нет, – сказал старик, – пока что нет.

– Эта женщина его любит? – спросил доктор Фалькуччо.

– По-своему, – пробормотал Филиппо.

И, увидев, что у Сусанны, которая закрыла лицо руками, судорожно вздрагивали плечи, он сделал всем знак тихо удалиться и вопросительным взглядом уставился ей в спину.

– Благословенная женщина! – пробормотал он. – Я так никогда и не пойму, когда она плачет, а когда смеется.

Все вернулись в зал новобрачных.

– Ты будешь любить меня всегда? – тихо спросил Баттиста у Эдельвейс.

– Всегда, – ответила она. – Но если мы не придумаем какую-нибудь салонную игру, мы умрем от скуки. – Она вздохнула. – Тем более, – добавила она, – что теперь я смогу уделять мало времени учебе.

Эдельвейс изучала историю в университете и горячо увлеклась разысканиями из жизни Наполеона.

Когда подали кофе, дон Танкреди, чувствовавший себя несколько чересчур веселым, отозвал Баттисту в сторонку и сказал:

– Позабавь меня какими-нибудь своими веселыми историями.

– Однажды один монах… – начал Баттиста веселым тоном. Но дон Танкреди его перебил:

– Нет, нет, мой мальчик, – проворчал он, – мне от тебя не этого нужно. Произнеси какую-нибудь из своих веселых речей. Мне хочется узнать, куда девались все эти трупы.

– Какие трупы? – спросил Баттиста, вытаращив от удивления глаза.

– Ну те, про которые ты говорил вечером, что они должны бы заполнить весь мир, но таинственным образом исчезли.

Баттиста же излучал теперь сплошное веселье и больше не думал о всеобщей гибели. Он весело рассмеялся.

– Но во вселенной нет трупов, – сказал он. – Существуют только живые. Вот, живые везде появляются и одновременно везде исчезают. Какое грандиозное и изумительное зрелище! Существует только жизнь, которая возобновляется посредством акта любви. И то, что казалось огромным кладбищем, – это, на самом деле, фестиваль. И вообще мир слишком весел, беззаботен и восторжен, чтоб быть кладбищем. Смотрите, как все смеется вокруг! Одни смеются, другие танцуют, третьи шутят, четвертые бегают, пятые летают, и все ощущают верховенство жизни. И кого волнует тайна? Во вселенной она волнует только человечество; в человечестве только мужчин, среди мужчин лишь их ничтожную часть. Быть может, пока мы говорим, это волнует только нас двоих. А все остальные думают о жизни. Думайте о жизни. Думайте о звенящем и радостном море и радуйтесь, потому что мы его не покинем. Думайте о полях, просыпающихся на рассвете полными жизни…

Двери зала распахнулись, оркестр заиграл чарльстон, и начались танцы.

Также и в Раю в тот день был большой праздник. Отмечали переход Бьянки Марии из чина Дорогой Усопшей в более высокий разряд, каковым является чин Покойницы; при том присутствовали представители трех иерархий: Дорогих Усопших, Покойников и Давно Оставивших Этот Мир, которым надлежат титулы, соответственно, Бедный, Добрая душа и Почивший. Церемония прошла быстро и просто. После чего новоявленная Покойница с легкой улыбкой стала принимать поздравления.