Эмиль Брагинский - Одна, но пламенная страсть

Ночь Алла почти не спала. Фома залез к ней постель, сначала робко прыгнул на одеяло, а после, оценив хозяйское настроение, умудрился под это одеяло залезть. Осторожно, тихонько стал продвигаться от ног к голове и успокоился лишь тогда, когда положил кудрявую башку рядом с Аллиной головой.

– Плохо нам с тобой, Фома! – Алла уже привыкла беседовать с собакой вслух, как многие одинокие люди, что заводят собак именно по этой причине. – Нам угрожают бешеные деньги!

Назавтра в поликлинике Алла путала медицинские карточки больных, пребывала в полузабытьи. Пришел больной, жаловался, что пропадает от стоматита, от воспаления слизистой оболочки полости рта, Алле послышалось, что пропадает от «уретрита», что вовсе воспаление мочевыводящих путей, и она, вместо стоматолога, отправила пациента к урологу.

Войдя к врачу, больной широко разинул рот, а врач приказал ему спустить штаны!

Больной закричал диким голосом. Потом уже орал уролог, в регистратуре, на Аллу:

– С каких это пор вы не знаете разницы между зубами и мочеточником?

– Не шумите, пожалуйста, – тихо сказала Алла, – что он изменит, ваш крик?

Потом она перепутала отчество главного врача. Тот поглядел сердито:

– Что с вами, Алла?

– Со мною все в полном порядке. Катастрофа со мной!

Главный поспешно удалился, боясь, что Алла начнет его посвящать в подробности катастрофы. Вечернее платье Алла вернула.

– Пригодилось? – с нескрываемым интересом спросила подруга.

– Спасибо, наоборот. Я завернулась в шаль. А то он смотрел на меня, как на продажную!

Подруга покровительственно сощурилась:

– Темнота ты, болото! Он глядел не на продажную, а на желанную!

В четырнадцать часов девять минут в регистратуре появился Пологов Андрей Викторович.

– От марочной болезни здесь не лечат! – грустно поведала ему Алла.

– Вы не соблаговолите пойти со мною в театр? – Пологов наклонил голову, ждал ответа.

– Что вы ко мне липнете! – простонала Алла. – В театр, в кино, в цирк, на хоккей! Марки мои не продаются! Какой хоть спектакль?

– Гоголь. «Женитьба».

– Про женитьбу я проходила три с половиной раза! С меня достаточно!

– Что значит «с половиной»? – не понял Андрей Викторович.

– С последним мы не расписывались, – пояснила Алла.

Театр на улице Покровке показался Алле невзрачным, не настоящим.

– Не театр, а забегаловка! – поморщилась Алла. – Фойе нет, буфета нет! А что за театр без буфета?

– Вон, в уголке! – робко показал Пологов. – Чай подают, шоколадки «Марс».

– Именно «в уголке»! – передразнила Алла. – Смотрите, даже туалет – не обозначено, где для мужчин, а где для женщин. Срамота!

Когда вошли в зал, он оказался крохотным, человек на семьдесят, может быть, на восемьдесят.

– Ну привели вы меня! Как вы вообще в Москве сыскали этот чулан?

Алла усаживалась в первом ряду, и ноги ее оказались на сцене.

– Это знаменитый на всю Европу театр. И режиссер знаменитый – Арцыбашев, – вполголоса сказал Пологов.

– Отродясь не слыхала, – парировала Алла. – Станиславского слыхала, кого еще, про Фоменко все время по телевизору говорят, а этого я не знаю.

Спектакль начался с того, что на сцену вынесли таз с водой и поставили у Аллиных ног. Алла испуганно поджала ноги. Тут появился артист Игорь Костолевский, кумир всех женщин, сел напротив Аллы и опустил в таз босые ноги. Захотела бы Алла, запросто бы дотронулась до кумира рукой. От близости со знаменитым и любимым актером Алла обомлела и в этом состоянии обомления и обалдения пребывала до самого конца спектакля. Он оказался диво как хорош. В конце Алла яростно отбивала в аплодисментах ладони и недовольно шепнула на ухо Пологову:

– Ко мне вы все время с цветами, с цветами, а здесь махнулись. Я бы их вручила Костолевскому!

Пологов довольно улыбался, тоже аплодировал и молчал.

Он продолжал молчать, когда они ехали домой на такси. Заговорила Алла, и не без иронии:

– Какое мероприятие для моего покорения будет следующим?

Ответ был холодно-вежливым:

– Если вы не возражаете, завтра мы могли бы посетить Третьяковскую галерею.

– Я там бывала, – сказала Алла, – давно. Впрочем, почему бы нет?

В Третьяковской галерее Пологов передвигался из зала в зал медленно, подолгу выстаивая чуть ли не у каждой картины, что раздражало Аллу. Но она понимала: признаться в этом означало бы выставлять напоказ свою необразованность. Подражая спутнику, тоже внимательно всматривалась в картины, но удовольствия в данном занятии не находила.

Стоя у полотен Валентина Серова, Пологов вдруг резко обернулся и столь же резко спросил:

– Вам здесь скучно?

– Да! – Алла не смогла солгать. – Я в картинах ничегошеньки не понимаю.

– Спасибо, что честно ответили. Мне ваша честность нравится!

– Марки не продаются! – Алла поглядела Пологову в глаза, он не отвел взгляда:

– Как это ни странно, но я уже это слышал! И не один раз!

Вечером Пологов не позвонил, и назавтра тоже. Аллу это удивило поначалу, а затем она, вольно или невольно, принялась ожидать звонка. Не мог же он просто так, раз – и пропасть, не сказав: до свиданья и рад был с вами познакомиться.

Звонок последовал, но через неделю. Телефон надрывался звонком без пауз, как это всегда бывает, когда прорывается международная.

– Слушаю! – сказала Алла.

– Добрый вечер! – послышался мягкий баритон Пологова. – Как поживаете?

– Что ж это вы, как говорится, извините, смылись без предупреждения?

– Дела, Алла Владленовна, уйма дел. Я должен был срочно вылететь в Берлин.

– Так вы из Берлина звоните?

– Нет, из Милана. Я очень занятой человек, Алла Владленовна.

– Что-то в Москве я этого не заметила.

– В Москве у меня был антракт. Всего вам доброго, Алла Владленовна!

– И это все? – вырвалось у Аллы.

– Почему все, я вам еще позвоню как-нибудь!

Связь оборвалась, должно быть, Пологов положил трубку.

– Жмот! – вслух произнесла Алла, как обычно обращаясь к Фоме. – То миллионами заманивает, то экономит на телефонном разговоре, сволочь!

Тотчас раздался еще один звонок, но уже в дверь. Залился лаем эрдель Фома. На телефонные звонки он, слава Богу, не лаял.

– Кто там еще? – недовольно спросила Алла.

– Получите пакет!

– Оставьте под дверью, я боюсь открывать незнакомому.

– Мне надо, чтоб вы расписались.

– Сами распишитесь, мой почерк никто не знает!

Посыльный рассмеялся:

– А может, я на чаевые рассчитывал?

– Я их все равно не дала бы, я жадная, бедная!

– Пакет под дверью, берите осторожно, там есть что-то бьющееся!

Алла услыхала одно слово «осторожно» и подумала – бомба, конечно, ее хотят взорвать, чтобы добраться до этих проклятых марок. Но нет, если хорошенько рванет, то и марки могут взорваться вместе со мной.