Полумрак - Книга Натаниэля

– Мы так никогда не закончим, – сказал Иоанн, – давайте уже что-нибудь решим, а?

– Он может сказать, что недостоин, – не сдавался Лука, – что его распяли за дело, а Учителя – просто так, поэтому все люди сволочи.

– Странное у тебя понятие о значительном! – ухмыльнулся Матфей.

– Но он же тогда перестанет быть беззаконником! – покачал головой Марк. – И пророчество портится.

– А мне нравится идея, – сказал Иоанн, – почему нет-то? Кто-нибудь его имя записал?

– Чьё?

– Ну разбойника, чьё.

– Марк записывал! – сказал Матфей. – Марк, ты имена записал?

– Да я вообще отошёл как раз! – воскликнул Марк. – Я не слышал, что они говорили.

– Ну а чё ты тогда споришь?! – воскликнул Лука.

– А почему ты сам-то не записывал? – воскликнул Марк.

– У меня грифель сломался! – сказал Лука. – Вот, видишь?

Лука вытащил два обломка грифеля и продемонстрировал их апостолам.

– И что?! – воскликнул Марк. – Что, сломанным грифелем писать нельзя?! Это чёртов уголь, он пишет всегда! Ты просто хотел у меня сдуть, как всегда!

– Ну как наша группа мозгового штурма? – спросил Пётр, входя в помещение. – Вы скоро, нет?

– Согласовываем детали! – сказал Иоанн, лучезарно улыбаясь. – Мы уже в самом конце.

– Красок не забудьте дать! – сказал Пётр. – Ярче, выпуклее. Давайте, заканчивайте скорее.

Он вышел. Четверо апостолов вздохнули.

– Все нас учить будут… – пробормотал Марк.

– По сравнению с ним даже Лука писать умеет… – сказал Матфей.

– Несмотря на последнее замечание, – сказал Лука, надувшись, – я с вами согласен.

– Ребята, давайте правда заканчивать, а? – сказал Иоанн. – Время позднее. Мы уже два часа на это потратили.

– Ну извините, что не леплю абы как! – воскликнул Лука.

– Да, ты лепишь не абы как, а с особым умением… – сказал задумчиво Матфей.

– Да, это чё-то вроде таланта, – подтвердил Марк, – особого, извращённого, но таланта. Лука, ты уже вычеркнул щенков и котят?

– Не понимаю, чем вам не нравятся щенята и котята, – сказал Лука, – они символизируют Его добродушие.

– Не шлялись за Ним щенки! – взорвался Марк. – И Он не подпевал по утрам маленьким синим птичкам! Он не называл римлян «голубчиками»!

– Ну извините, – сказал Лука, – что пытаюсь писать хорошо.

Иоанн покачал головой.

– Если сейчас уважаемый Марк перестанет душить уважаемого Луку, давайте попытаемся закончить? Знаете, в отличие от вас у меня есть ещё и личная жизнь!

– Ну может быть, – сказал Одиссей задумчиво, – сейчас это и кажется хорошей идеей. Понимаешь, песочек, ветерок шевелит волосы, в отдаленье сверкают костры лагеря… Но внутри-то этой штуки будет тесно и душно…

– В тебе погиб плохой поэт. – сказал Натаниэль. – Сколько вы тут уже торчите?

– Ну… – протянул Одиссей, кончиком меча рисуя что-то на песке. – Десять лет, наверное?

– Ну вот видишь. – сказал Натаниэль. – Самое время заключать мир. Что такое несколько часов духоты против десяти лет. Нет, разумеется, чем больше пройдет времени, тем прекраснее станет Елена… И сына тебе воспитывать не придётся, вернёшься как раз к внукам…

Одиссей вздохнул.

– Ну из чего мы его сделаем-то, а? – сказал он задумчиво. – Просто возможностей таких у нас нет.

– Это мелочи. – сказал Натаниэль. – Главное принцип. Вы залезаете внутрь, они его ввозят в город, вы выскакиваете с криком «Сюрприз!»

– А они нас не перебьют там же? – спросил Одиссей.

– Зачем?! Объясните, что пришли с миром. Выпьете и все вместе его съедите.

– Нет, погоди, – сказал Одиссей, – это совсем не мелочи. Чтобы сделать такой большой торт, нужно до чёрта много муки, яиц, сахара… всей этой ерунды. И большая такая печь. И чем мы будем взбивать крем?

Натаниэль закатил глаза.

– Тоже мне, хитрейший из людей. Я тебе дал основу, а ты дальше думай сам! Тебе что тут, не надоело?

– Надоело, – кивнул Одиссей, – домой охота.

– Или ты против мира? – продолжил Натаниэль.

– Я за мир! – воскликнул Одиссей. – Любой ценой.

– Ну тогда думай сам.

Одиссей подумал.

– А знаешь, необязательно же большой торт. Мы можем приделать четыре ноги и голову к кораблю, чтобы вышло какое-нибудь животное, и подарить его им… И места на всех хватит…

– Ну это совсем не то… – протянул Натаниэль. – Теряется вся идея. Вот торт…

– Нет, нет! – воскликнул Одиссей. – Ну что торт? Съели и забыли. А тут – целая статуя. Залог мира. Мост дружбы. А торты раздадим солдатам. Маленькие торты, как раз для вечеринки. У, пробовал, как наш повар готовит пирог с сыром и бобами? Останется на века как сувенир… Статуя то есть, не пирог. Точно, мы так и сделаем. Запрёмся изнутри, а они полезут посмотреть чё там – и тут мы кааак сюрпризнем оттуда… Слона там сделаем… Или пфссс…

– Сделали что? – удивился Приам.

– Подарили. – объяснил Натаниэль.

– А зачем?! – воскликнул Приам поражённо.

– В знак примирения. – сказал Натаниэль, выпуская колечко дыма.

– И что нам с ним делать? – воскликнул Приам.

– Чё хотите, то и делайте. Он теперь ваш. – сказал Натаниэль.

– Ну… Может, сжечь?… От греха-то подальше.

Натаниэль прикинул количество злобных, вспотевших людей, уже трое суток запертых в подарок, помножил его на количество сыра и бобов, приходящихся на каждого солдата…

– Не надо подальше от греха. – сказал он твёрдо. – Вдруг взорвётся?

– Ну… – Приам задумчиво поковырялся в носу. – Может, тогда покрыть лаком?

Натаниэль ещё раз прикинул – на сколько хватит воздуха в гигантском деревянном коне, если его покрыть лаком.

– Это можно. – сказал он. – Только у меня такая идея. Он уже три дня стоит за оцеплением и под стражей, да? Ты ж к нему никого не подпускаешь.

– Ну вдруг украдут, – объяснил Приам, – народ у нас такой, ловкий…

– Ну ты бы вырезал в днище дверь и устроил бы внутри музей мира. Или музей залога дружбы. Между народами.

– С диорамой? – обрадовался Приам.

– Ну это как ты хочешь.

– Всегда хотел завести диораму, – сказал Приам, – знаешь, с мелкими фигурками из гипса и домками из папье-маше…

– Ну и флаг тебе в руки.

Натаниэль ещё раз задумался.

«Три дня – когда-же-эти-тупые-козлы-откроют, четыре дня – выйду-всех-поубиваю, пять дней – убери-ногу-а-то-сам-уберу… Э, нет, так можно и передержать…»

– Ну вот завтра с утра и займись. – сказал он, лучезарно улыбаясь. – Я рад, что ты нашёл себе миролюбивое занятие по душе. Ты же знаешь, как я не люблю, когда люди дерутся, убивают друг друга, когда улицы залиты кровью…

– Я это знаю? – поразился Приам.

– Нет, – сказал Фома, качая головой, – неубедительно.

– Это почему это?! – спросил Иисус.

– Потому что прибивать за ладони нельзя. Веса не выдержат.