Эльвира Барякина - Ж… замечательных людей

– Не пиши про ум и профессию. Поначалу мужиков интересует только приличная фотография…

– Идиоты… – заранее ужасалась Агнесса.

– Самцы других видов еще хуже. Их интересует, как пахнет дамская попа.

Агнесса долго изучала объявления «конкурирующих фирм».

– Слушай, если закрыть фотографии, то вообще непонятно, кого они рекламируют: себя или какой-нибудь вездеход: цвет, возраст, длина. Они бы еще графу «Грузоподъемность» приписали.

Подумав с минуту, Агнесса застучала по клавишам:

«Требуется красавец, умница и душа компании. Желательно в одном лице (но по отдельности тоже сойдет)». А в графу «О себе» добавила: «Я маленькая, твердая и теоретически могу быть многогранной. Если меня найти и отшлифовать – буду стоить целое состояние». Подпись «С». [13]

– Не представляю, как я пойду на свидание с чужим мужиком, – сказала Агнесса, отправив анкету. – Он же как взглянет на меня, так и поймет, что мне ничего, кроме грин-карты не нужно. У меня все на лице написано.

Подкравшись сзади, Пи-Пи обняла ее.

– Мам, у меня есть маска собачки. Наденешь ее, и ничего видно не будет.

Я спросила Агнессу, как поживает Зэк.

– Нормально, – отозвалась она. – Говорит, что все бабы – дуры, а все адвокаты – сволочи.

И это после всего, что мы с Полом для него сделали!

КРОКОДИЛ

8 мая 2007 г.

Я сидела у Пола в приемной и ждала, когда он закончит с клиентом. Мне хотелось гулять. Эрни наконец-то уехал домой, и это был отличный повод для посиделок в ресторане и прогулок под луной.

За перегородкой, у секретарского стола, раздавался треск клавиш и воркование Бешеной Козявки Картера:

– Эммануэль, я ведь к тебе не пристаю… Я только из любопытства спрашиваю: какая часть мужского тела тебе больше всего нравится?

– Крепкое мужское плечо. Отойдите, вы мне свет загораживаете.

Но Картер не унимался. Рабочий день закончился; дома его никто не ждал, кроме кактуса в горшке…

– Эммануэль, ну что ты такая суровая? Я ведь твой начальник и могу принять меры. Как ты, например, относишься к шантажу?

Треск клавиш стих.

– Положительно. Вот, например, отец Дэни-эл в прошлое воскресенье очень хорошо нас всех пошантажировал: «Не прилепляйте жвачки под сиденья церковных скамеек! А те, кто будет прилеплять, не будут допущены к причастию».

Забыв про работу, Эммануэль начала пересказывать Картеру содержание воскресной проповеди. Он слушал, не перебивая. В стеклянном шкафу отражалось его страдающее лицо.

Картер смешной. Он ведет себя злодеем потому, что искренне верит в лозунг: «Боятся, значит, уважают». Жена от него сбежала, отсудив половину имущества, друзей нет, если не считать сердобольного Пола. Зато есть большая зарплата, которую Картер тратит на суперсовременные видеоигры, созданные под заказ. В них его все любят и уважают; боевая подруга выглядит как Эммануэль, а главный враг – как бывшая жена, которую он с удовольствием расстреливает из гранатомета.

Мы с ним как-то поспорили. Он был в своем репертуаре:

– Знаешь, Мардж, почему ты ничего не добилась от жизни? У тебя есть голова на плечах, но нет силы. Ты слабая.

– А в чем сила, брат?

– Вот смотри: я откровенно сказал, что про тебя думаю, а тебе слабо сделать то же самое. Ты постоянно будешь защищаться, а я нападать. И так во всем – мне просто больше позволено.

– И ты от этого счастлив?

Так и не ответил по существу. Хотя что ему отвечать? Если ты добр и справедлив, ты ожидаешь, что люди будут платить тебе тем же. Твое будущее прекрасно, и ты ждешь его с нетерпением. Если ты гад по определению, тебе ничего не светит, кроме подлостей в ответ.

Каждый сам выбирает, жить в предвкушении счастья или беды.

Мне и в голову не могло прийти, что у Пола сидел Зэк. После того, как я внесла за него залог, мы не виделись. Пол пытался рассказывать, что он придумал в защиту моего мужа, но я уводила разговор в сторону. Мне не хотелось вспоминать о Зэке: красота, которую нельзя присвоить, раздражает.

Я думала, Зэк смутится, увидев меня. Ничего подобного! Полез обниматься.

– Слушай, давай устроим из развода что-нибудь грандиозное! Позовем гостей, пусть они нам подарки принесут… Друг другу тоже чего-нибудь подарим.

Пол попытался мне что-то сказать, но Зэк оттер его спиной.

– Тебе, Мардж, что хочется получить от меня на развод?

– Пульт дистанционного управления, – хмыкнула я. – Чтобы держать тебя в узде, но где-нибудь подальше.

– Давай еще две штуки закажем: для Пола и для твоего следующего мужа. Ты все равно на достигнутом не остановишься.

Высунувшись из-за перегородки, Эммануэль и Картер внимательно следили за происходящим.

Зэк крепко пожал руку Полу.

– До свидания, мистер Вардлоу! Мардж, дорогая, я тебе позвоню.

Маленькая месть – сладчайшее из удовольствий. Полутона, намеки – ничего противозаконного.

Я позвала Пола гулять, но он не пошел.

– Извини, работы много.

Зэк проехался по его самолюбию как на танке. С огнем играет, засранец. Для Пола дело чести вести себя профессионально с клиентами. Раз обещал вытащить Зэка из беды, значит, сделает. Но он ведь может и обидеться. А если Пол оби-дется, Зэк сядет.

Картер вышел вместе с Полом, и мы с Эммануэль остались одни.

– Как ты отшиваешь мужиков, которых не хочешь? – спросила я.

Красавица тонко улыбнулась:

– Я им говорю, что у меня на спине следы от банок, во рту – кариес, а на губе – начинающаяся «простуда».

– Ну и как, помогает?

– От Картера нет. Он мне про свой кариес рассказывает.

НАШЕ НАСЛЕДИЕ

9 мая 2007 г.

День Победы. Здесь, в Штатах, его, разумеется, не празднуют. К 9 мая 1945 года еще не отгремела битва за Тихий океан. Еще были живы те, кто погиб при штурме Окинавы, во время операций в Брунее и Японии… Но все равно как-то хочется торжественной скорби.

Это был мой любимый праздник. Помню – парады, тюльпаны, черно-белые фильмы по телевизору… Мне как-то довелось стоять в почетном карауле у памятника. В полированном граните блестело мое отражение, и на своем лице я читала имена погибших.

Бабушка рассказывала мне о родных, сгинувших на войне. Сидела, глядя в окно невидящими глазами, и перечисляла:

– Дядю Ваню убили под Сталинградом; Мишин истребитель был сбит; Надю взяли в плен и расстреляли…

Все эти люди приходились мне родственниками, но я ничего о них не знала: они остались только в бабушкиной памяти. Канули как камешки в воду: без следа и без возврата.

От таких мыслей хотелось плакать и мстить.

Много лет спустя я поняла, что в детстве мой мир был таким же черно-белым, как военная кинохроника. Я перечитала горы мемуаров русских, немцев, американцев… Из черно-белого мое кино становилось кроваво-красным.