Тибор Фишер - Коллекционная вещь

– Ровным счетом ничего.

– Вот и я того же мнения.

Вся кожа с него все-таки не сошла, и каким-то чудом ему удалось доползти домой, после чего он несколько месяцев пролежал в постели, мучаясь от нестерпимой боли, на какую бы сторону он ни переворачивался. Жена заботливо за ним ухаживала.

Он ее напоил, уложил в постель и поджег дом. Дождавшись, когда пламя перекинется на второй этаж, он сделал вид, что только что вернулся после долгой прогулки, и поднял крик. Весь дом сгорел дотла – нетронутыми остались лишь кровать, жена – без единого опаленного волоса, ее сундук, доверху набитый самыми любимыми туалетами, и великолепный кувшин из огнестойкой глины. А вот его любимая свинья погибла. После пожара они переехали жить к сестре жены, которая всегда была о нем невысокого мнения.

Однажды он отправился к местному эскулапу и вручил ему солидный подарок, купленный на деньги, которые пришлось взять в долг.

– На что жалуетесь? – поинтересовался эскулап. – У вас нелады с почками, признавайтесь?

– Ни на что я не жалуюсь. Абсолютно ни на что. Просто чувствую, что вас здесь недостаточно ценят, и мне приятно находиться в вашем обществе. А теперь скажите, вы слышали историю о человеке, не помню его имени, который жил в этом городе, не помню точно где... но я слышал, он придумал оригинальный способ убийства жены. Придумал очень, очень хитро – никто ничего не заподозрил, не было обнаружено ни следов насилия, ни яда... очень, очень ловко придумано, но вот беда, никак не могу вспомнить, в чем этот способ состоял. Вы не припоминаете?

– Оригинальный способ, говорите? Да, мне кажется, я знаю, о каком убийстве идет речь. История эта в свое время наделала здесь много шума. Я тоже не помню, как его звали и где он жил, но жену он убил и впрямь оригинальным способом. Он приник ртом к нижним губам своей супруги и начал дуть ей во влагалище, как будто это была труба, фанфара; сжатый воздух вызвал так называемую эмболию, в результате чего сердце у нее остановилось, как будто в порыве неистовой страсти.

– Он сыграл на ее губах какую-то конкретную мелодию?

– Мелодия никакого значения не имеет. Играй что хочешь, но не забудь: овладение музыкальным мастерством требует регулярных упражнений и терпения. Терпение и труд все перетрут. Да, кстати, у меня через месяц день рождения, а я, знаете ли, очень люблю гуся.

Он пошел в спальню к жене и впился ей между ног с невиданной страстью. Жена была несколько смущена, однако страсть не утихала всю следующую неделю, и каждый раз ей приходилось уговаривать мужа отвлечься и принять пищу. Все это время он с таким рвением играл на ее половых органах, что в конце месяца отдал Богу душу.

– Не одна, так другой, – подытожил врач. – Жаль, что мне не достался гусь.

У-у-уф! Руки упали.

Но Роза по-прежнему смотрит на меня. Сон ее не берет – она поистине неутомима. Женщинам сколько ни дай – все мало; то ли дело мужчины... У меня ассортимент историй богатый, но каждый раз, когда Роза вслушивается, она все ближе и ближе к истине, и я начинаю подозревать, что ее любовь к прошлому становится своего рода запоем. Прошлое, будущее – все это туристические забавы; в отличие от них настоящее – это бедный родственник Времени; за все несчастья в ответе оно одно.

Ее руки ложатся на меня. Вно-о-овь.

Она была помолвлена с самым крупным парнем в деревне. Он целыми днями избивал парней поменьше, а когда ему это надоедало, подучивал одних парней расправляться с другими:."Хук правой, апперкот левой, а теперь хватай его за яйца и посылай куда подальше, а не то сам приду – ему хуже будет".

Еще он любил во всех самых красноречивых подробностях демонстрировать, что он сделает со своей невестой, когда они останутся наедине, – так что по поводу первой брачной ночи оснований для беспокойства у жителей деревни не было никаких. Он разгуливал по улицам, виляя бедрами, и звучно чмокал языком, демонстрируя похоть. Смотреть на его невесту не разрешалось никому. «Не хочу даже, чтобы кому-то пришло в голову подумать такое, – говорил он, мучительно соображая, правильно ли он построил фразу. – Не дай Бог, если кому-то придет в голову даже подумать о том, чтобы подумать такое». Пустозвон был настолько глуп, что даже когда он говорил: «Полижи мне жопу» – слова эти воспринимались собеседником совершенно буквально.

Его невеста была красива. А также благожелательна: она не могла поверить, что будущий ее жених так уж плох; она была слишком благожелательна, чтобы жаловаться на судьбу.

– Ты так красива, – говорил ей парень с членом невиданных размеров. Когда он родился, повивальная бабка заметила: «Этот не женится никогда. С таким, как у него, – не женятся». Все матери до одной уговаривали своих дочерей поиграть с ним – дочки же по молодости лет не могли понять почему.

– Все женщины красивы, но некоторые лишь на несколько минут, – продолжал Невиданный. – Это бывает ночью или когда никого нет поблизости. Тебе же повезло – ты будешь красивой всегда, в любое мгновение своей жизни.

Благожелательная улыбнулась – комплимент ей был сделан очень умелый. А еще она улыбнулась потому, что для такого комплимента нужно было обладать яйцами величиной с гири. Ее улыбка вовсе не являлась приглашением к действию, но была столь благожелательна, что воспринималась именно так.

– Я не могу смотреть на других девушек. А жаль – ведь многие из них очень хороши собой, и потом, это было бы гораздо безопаснее. Видишь пару старых лошадей, запряженных вместе? – И Невиданный показал на двух стоявших рядом тощих кляч. – Видишь, как у них выпирают кости? Они измучены, истощены, обе в шорах – однако друг к другу льнут. Жизнь у них удалась, потому что они неразлучны. Я хочу, чтобы и мы с тобой были такими же, как эти две клячи.

Свою любимую Невиданный мог бы сравнить с простым, но непревзойденным в своей простоте глиняным кувшином, который стоял поблизости. Он мог бы сравнить ее тело с безупречным совершенством его форм, но этого не сделал. Вот она, печальная судьба совершенства.

Благожелательная улыбнулась вновь, что явилось величайшим комплиментом, неслыханным в этих местах за последние сто лет. Тайный воздыхатель был очень мил. В качестве награды она хотела показать ему свои груди, но потом решила, что это было бы несколько преждевременно.

– Я думал принести тебе цветы, но это было бы слишком просто, – сказал Невиданный. (И всем заметно.) – Вместо этого я решил выкопать тебе самую глубокую яму на свете.

Она улыбнулась и спросила, что он имеет в виду, – в виду же он имел именно то, что сказал.

Началась война. Война с теми, кто языком и внешностью был похож на жителей этой деревни. Началась так внезапно, что не было времени торжественно отметить это событие. Пустозвон, будущий хозяин жизни, нацепил военные доспехи, виляя бедрами и недвусмысленно давая всем понять, на какие части тела Благожелательной он обратит по возвращении особое внимание.