Тибор Фишер - Коллекционная вещь

– Я об этом не думала. И то и другое.

– Ты счастлива?

– Да. Думаю, да. Если только все из рук не валится. Теперь-то я себе уяснила: всего иметь все равно нельзя. А раньше думала, что можно. Когда знаешь, чем можно пожертвовать, становится легче жить. Свободнее. Если, конечно, есть чего ждать от жизни.

Появляется Морковка. Пришла позаимствовать у Розы брючный костюм. Набрасывается на новую банку с маринованной свеклой.

– И кто только такие банки делает?!

– Тебе приготовить что-нибудь поесть? – спрашивает Роза.

– Нет-нет, я сыта.

– А тебе, Никки?

– Я тоже не хочу, – отвечает Никки, с интересом изучая Морковкину грудь. – Чего-то зуб опять разболелся.

Даю зуб: героин вылечит любой зуб.

Звонит Мариус. Волнуется за свою коллекцию.

– Это Мариус. Горшки не дают ему покоя.

– Хорошо его понимаю, – отзывается Морковка. – Я тоже по своим мишкам скучаю.

– По каким еще мишкам? – Никки облизывает языком зубы.

– Плюшевым. Я их всю жизнь собирала, с самого детства. Их у меня больше двухсот штук было.

– Двухсот?!

– Некоторые были совсем маленькие – мини-мишки. – Открывает банку с пюре и запускает туда столовую ложку. – Для меня они были лучшими друзьями. Я покупала плюшевых мишек после экзаменов. Я покупала мишек за границей. Я получала мишек на день рождения. Одного мишку мне подарили после аборта. Каких только плюшевых мишек у меня не было: и мишки в автомобиле, и мишки в подводной лодке, и мишки в самолете, и мишки на лыжах, и мишки с сердечками, и мишки на свадьбе, и мишки в парламенте, и мишки в коротких кожаных штанишках, и мишки на летающих тарелках, и мишки с карандашом вместо члена.

– Чего только не придумают, – говорит Никки. – И что же с ними случилось?

– Съехалась я как-то с одним – плюшевых медведей на дух не переносил. – Морковка взялась за фруктовый соус. На этот раз крышка от банки сопротивлялась недолго. – «Чтобы я их больше не видел», – говорит. Я спорить не стала: спрячу их, решила, куда-нибудь, а там посмотрим

– но он настоял, чтобы я их в мусорный бак выкинула. В его присутствии.

– И чем же они ему так не угодили?

– Сама не знаю. Не нравились ему плюшевые медведи, и все тут. «Пакость», – говорит. Бросила я мешок с мишками в бак, возвращаемся мы домой, через час выбегаю – думала, заберу, а их уже нет – должно быть, он без меня их из бака достал и куда-то выкинул.

– И сколько же ты с ним прожила?

– Два дня, – говорит Роза.

– Не два, а три! – Морковка обижается – впрочем, ненадолго. Она так разволновалась, что расплескала фруктовый соус по всей кухне. – Я потом целую неделю по городской свалке бродила, а вдруг, думаю, найду их. Мне моих мишек до сих пор не хватает – они ведь меня так поддерживали!

– Поддерживали – в смысле, были тебе верны, да?

– Да.

– Надеюсь, он их тебе заменил?

– Я бы не сказала. Он считал, что привычный способ устарел... – Морковка с удивлением смотрит на помидор в парике из фруктового соуса. – Я, наверное, неясно выразилась.

– Куда уж ясней. И каким же способом пользовался он? – Никки не скрывает своего интереса.

– Этого я так и не узнала.

– Вместо женщин он спал с плюшевыми медведями, – подала голос Роза, пряча шоколадные конфеты.

– Это точно, – подхватила Никки. – Весь плюш им спермой залил.

– Не будем излишне доверчивы, – пускается в рассуждения Роза. – Вот вам пример. Когда я училась в последнем классе, кто-то из моих одноклассников предложил съездить на денек в Брайтон. Сами ведь знаете, когда тебе восемнадцать, на другой конец света поедешь, не то что в Брайтон. Да еще с компанией! Ехать решили в пятницу – я это до сих пор помню, потому что по пятницам у нас три химии подряд было. Встаю утром и жду, когда за мной приедут. Жду, жду – не едут. Через пару часов звоню узнать, где они. Думала даже на оставшиеся уроки пойти, но потом решила, что у них скорее всего что-то в пути случилось – колесо спустило или еще чего – и что они скоро приедут и будут недовольны, если меня не застанут. Так они и не приехали. И знаете почему? Потому что в школу пошли. А меня разыграли. Мне эта шутка тогда не понравилась. Да и теперь нравится не слишком.

– Ты, я вижу, поддерживаешь связь со школьными друзьями, – говорит Никки.

– Со временем я пришла к выводу, что так устроен мир. Люди тебе врут, а потом от души удивляются, что ты воспринимаешь их слова всерьез.

– Да, и матушка у меня точно такая же, – подхватывает Морковка. – Зачем я, спрашивается, пришла к ней после второго аборта? Расстроенная, в слезах. Чтобы она меня обняла, приласкала, ободрила: «Ладно, доченька, не принимай близко к сердцу, все устроится, вот увидишь», чтобы утешила по-матерински, даже если бы ей и пришлось покривить душой. А она знаете что мне сказала? «Еще б ты не расстраивалась! Есть отчего. Погоди, это еще цветочки... Они вас в школе не тому учат. Битва при Гастингсе никому не нужна. Вот если б они вам разъяснили, что жизнь улыбается богатым, а бедным пинки раздает, – от этого прок был бы».

– Что верно, то верно, – задумчиво говорит Никки. – Самому важному они как раз и не учат. Мне это, помню, первый раз в голову пришло, когда я свою классную руководительницу в постель затащила. В школе нет такого урока, где б тебе доходчиво объяснили, что счастье – это когда твоя голова в чужой промежности находится.

– Ты спала со своей классной руководительницей?! – Морковка не верит своим ушам.

Не исключено, что Никки специально переводит разговор на неприличную тему, ибо руководствуется старой как мир истиной: если хочешь, чтобы гусиная печенка сама влетела тебе в рот, не забудь пошире раскрыть окно.

– А что тут такого? Я тогда уже школу бросила. Встречались мы в клубе. Бывает. Это ведь тоже образование.

Морковка настолько потрясена услышанным, что даже не в состоянии есть Розины горячие булочки.

– Скажите честно, – говорит Роза, – вы знаете хоть одну счастливую пару? Или пару, которая прожила счастливо хотя бы несколько месяцев? Я знаю немало людей, которые живут вместе годами только потому, что им не хочется разъезжаться и они научились мириться с отвратительным характером своего сожителя.

– Почему же, знаю... – говорит Никки, которую лично я никогда бы не заподозрила в защите семейных ценностей. – Более странной работы у меня в жизни не было. Этот тип – в сорок-то лет – умирал от рака и решил подыскать жене нового мужа. Дал объявление в газете, но не «требуется новый муж» или что-то в этом роде, а «ищу менеджера» – у него свое дело было. Пересмотрел он несколько десятков мужчин, отсеял безнадежно семейных, зануд, кретинов, оставил всего несколько человек, а потом нанял таких, как я, чтобы испытать кандидатов в деле, проверить, помогают ли они женщине снять пальто или выйти из машины, будут ли из вежливости слушать нашу болтовню и всегда говорить нам правду. Словом, операция получилась крупномасштабная. Мне достался парень из Бирмингема. Вы ведь знаете анекдоты про бирмингемцев, про то, какие они там все ослы? Так оно и оказалось. Осел на осле. Кончилось тем, что из десятка кандидатов он выбрал троих и познакомил их с женой за неделю до смерти.