Елена Сазанович - Перевёрнутый мир

– Мне посоветовали отнести рассказ Люциану Петровичу, сказали, что он срочно ищет сюжет для новой работы. Я ему долго потом дозванивался, а когда наконец-то сумел его застать, он очень долго извинялся и сказал, что рассказ потерял… Ну, по пьянке, это его слова. Так и не ознакомившись. А вчера я прочитал в киножурнале, что он собирается снимать новый фильм. Там был вкратце пересказан сюжет. Ну, я все понял.

– Зачем он поспешил давать интервью, не понимаю, – спросил я скорее себя.

И взъерошил отросшие волосы. Пора стричься. Нельзя так пренебрегать имиджем Ростика. И все же, зачем Лютик растрепался о съемках нового фильма и более того, поспешил рассказать фабулу? Впрочем, вопросы излишни. Лютик ловко перестраховался. Парень в любую минуту мог отнести рассказ в журнал и чем черт не шутит. Лютик всегда умел предвосхищать события. Я залпом выпил холодный чай. Мне ужасно хотелось, чтобы в чашке было виски.

– Ну и что ты теперь собираешься делать?

– Ничего, – просто ответил парень. Слишком просто.

– С Лютиком, как я понимаю, ты разобраться не хочешь?

– Дело в том… Дело в том, что мне объяснили… И я хотел с вами посоветоваться. Заявку на фильм уже утвердили. Я никому свой рассказ не показывал. Мне трудно будет доказать, что у первокурсника укр… – Он запнулся и покраснел.

– Украл, – закончил твердо я за него.

– Ну, в общем, позаимствовал сюжет преуспевающий режиссер. К тому же мне еще сказали, что Люциана Петровича пригласили преподавать в наш институт. И у меня есть все шансы быть отчисленным. Но я не верю… Ведь так быть не может… Наверное, это какая-то ошибка. Объясните мне! Я знаю, он вас пригласил на главную роль. Вы должны быть в курсе. Вы просто объясните. Ведь такого быть не может. Меня четыре поселка провожали. Так гордились мной. Я ехал сюда, как в… – Он опять запнулся. И я вновь за него продолжил:

– Как в храм. На кино не молятся. Молятся в фильмах. И тем более киностудия не молельня.

– И что мне теперь делать?

Я невольно усмехнулся. Разве что осталось молиться. Потому что бороться с Лютиком действительно бесполезно. И все же… И все же я попробую.

– Я попробую все уладить, ты не волнуйся. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты писал этот сценарий.

– Спасибо, – очки парня блеснули. – Я знал, я чувствовал, что только к вам смогу обратиться. Я не ошибся. У вас хорошие глаза.

Я вдруг вспомнил маленькие, заплывшие глазки Лютика. Мясник проклятый. Вика права, все органы поодиночке распродает, в розницу. Теперь вот пришла очередь продавать мозги парня. А что потом он собирается сделать с его сердцем?

Дан бросил мимолетный взгляд на разбросанные листы на моем столе, на брошюрку, как делать сценарий.

– Вы тоже пишите? Это здорово, – искренне восхитился он.

– Нет, – хмуро ответил я. – Я уже отписался.

Я вышел проводить Дана. Он с особой осторожностью надевал новенькую блестящую кожаную куртку, чтобы не поломать замок. Я не знал, что сказать ему в утешение.

– У тебя красивая куртка.

Он не ответил, только вновь покраснел. Я вдруг вспомнил, что он второй человек в этом городе, который умеет краснеть. Первой была Рита. И я подумал, что ужасно соскучился по этой девчонке.

С ней мы столкнулись на улице. Она была без Джерри. И в том же желтом беретике.

– Будешь счастливой, девочка, – я старался говорить как можно непринужденнее. Но мой голос срывался. – Где твой верный дружище? Ему уже пора дышать свежим воздухом.

– Джерри заболел. – Рита избегала смотреть мне в глаза. Ее голос был бесстрастен, похоже, она тоже решила подражать Вике.

– Это плохо. Но ничего, ведь не только люди болеют. Болеют еще и собаки. Но и те, и другие выздоравливают.

– Не всегда, – вновь сухой краткий ответ, как выстрел.

Неожиданно подал голос Дан. Он во все свои близорукие глаза с восхищением смотрел на Риту. И его грустное лицо стало еще обаятельнее.

– А можно, я его посмотрю? Честное слово, я кое-что в этом понимаю. Мне не раз приходилось спасать животных.

– Правда? – Рита заметно оживилась. – Но его уже смотрело столько ветеринаров.

– Еще один не помешает! – Я одобряюще похлопал Дана по плечу. – Иди, парень! И не волнуйся. Я сделаю все, что в моих силах.

Они подошли к подъезду. Но Рита неожиданно вернулась. Она стояла напротив меня, такая хрупкая, нежная. И наконец-то решилась посмотреть мне в лицо широко раскрытыми зелеными глазами.

– Ростислав Евгеньевич, я не верю в то, что о вас пишут. Я все, все про вас знаю. И еще знаю, что вы не любите свою жену. Но живете с ней. Но это уже для меня не имеет значения.

По старой привычке я поправил желтый беретик, готовый вот-вот свалиться на землю. Я очень скучал по Рите. По нашим прогулкам с Джерри, по нашим разговорам о лесном боге, которого так и не простили те, кого он когда-то предал.

– Ты очень хорошая девочка, Рита.

– Я не знаю… Но знаю наверняка, что никогда не буду кинологом! И ветеринаром тоже!

– Вот это уже глупо! – рассердился я. – Это мама тебя надоумила?

– Нет, Джерри. Я не могу смириться, что все хорошее непременно умирает. Хорошее должно жить вечно. А если это не так… Я тогда смирюсь и соглашусь со всем дурным в жизни.

Я не выдержал и рассмеялся.

– Какая ты еще маленькая. Смириться с плохим – еще не означает самой стать плохой.

– Почти означает. Зато жить станет легче. Я хочу жить легче. Я не хочу мучаться, как вы…

Рита побежала к подъезду, где ее ждал Дан. Парень помахал мне рукой. А я подумал, что так ни разу и не назвал его по имени. А еще я подумал, что, может быть, Рита права. Нужно жить легче и не так серьезно относиться к миру. Может, стоит заморозить хотя бы капельку своего сердца. Чтобы осталась эта капелька, холодная бесчувственная ледышка, осталась хотя бы она, когда все сердце сгорит… Только как научиться жить с этой ледышкой, я пока не знал. Но, похоже, знали многие-многие другие.

Я поежился. Наступили первые ранние заморозки.

Продрогший, я вернулся домой. Меня колотило. Зубы стучали. Удары сердца опережали мысли. Я всем сердцем и всеми мыслями ненавидел Лютика. Я еще не научился замораживать сердце. Оно горело, как пламень. Чтобы потушить этот огонь, согреть свои руки и заглушить ненависть, я налил виски. У меня нашлась тысяча оправданий, чтобы выпить залпом полный бокал. Я уже понимал, что потихоньку спиваюсь. Так, наверное, когда-то спивался Ростик. И у него тоже находились тысячи оправданий. Куда это его привело? И где он сейчас? И где окажусь в конце концов я?

Совершенно пьяный, я заявился на вечер по случаю утверждения заявки нового фильма Лютика и начала подготовительного периода съемок. Помню, как приблизился к шведскому столу. Перед глазами мелькали блестящие платья, солидные костюмы, открытые бутылки, надкусанные бутерброды, поломанные тартинки. Яркими картинками с калейдоскопа все это маячило в моих мутных глазах. И я увидел перед собой расплывшееся красное лицо Лютика. Помню, он делал какие-то отчаянные жесты. И его ручки, толстенькие, потные барахтались в воздухе. И его кривенькие ножки прыгали на месте. Не раз, пожалуй, он душил этими ручками. Не раз, пожалуй, наступал на горло этими ножками. И я со всей силы ударил кулаком по столу. Рука моя загорелась от боли. Помню звон разбитой посуды, истеричные крики, чей-то угрожающий бас. Кто-то скрутил мои руки за спиной, и они хрустнули. Больше я ничего не помню.