Роберт Фленаган - Черви

Новый пароксизм леденящего страха охватил Адамчика. Этот приступ был настолько сильным, что даже заглушил чувство ненависти к штаб-сержанту, исчезло все то негодование, которое лишь несколько секунд назад переполняло грудь. Какой же он дурак, если воображает, что сможет хоть чем-то отомстить сержанту. Даже если бы ему и удалось притащить со стрельбища боевой патрон, тот обязательно в последний момент заклинится у него в винтовке. А случись такое невероятное событие, что ему удастся набраться мужества и выстрелить, он наверняка промахнется. А Магвайр? Смешно даже подумать, что он может испугаться такого мозгляка и труса, как Адамчик. Попробуй, выстрели в него. Он ведь пулю в воздухе поймает и даже не поморщится. Да что там говорить! Адамчику было совершенно ясно, что он никогда в жизни не осмелится украсть патрон на стрельбище, не говоря уж о том, чтобы притащить его тайком в казарму. Сама мысль об этом была самым настоящим бахвальством, только и всего. Размечтался, болван, как сопливый мальчишка, раскуражился. Коли ты такой уж храбрый, так вон штык висит на спинке койки. Всего лишь шаг сделать. Возьми да и двинь им Магвайру под ребро. Иль промеж лопаток. Что, не осмеливаешься? Кишка тонка? Вот то-то и оно. Ведь сержант может услышать, как ты пошевелился. Что тогда? Где тебе уж с ним совладать? И думать не смей. Похрабрее тебя парни и то его боятся как огня. Не тебе чета. Этот Магвайр все равно что вон монумент с горы Сурибати — твердый и монолитный. Не человек, а камень. До него пальцем дотронуться и то страшно. Можешь его бояться, можешь ненавидеть, но выступить в открытую, напасть — и думать не смей. Никогда! Твой единственный удел теперь — изо всех сил стараться делать так, чтобы ни в коем случае не стать ему поперек дороги. Это твое единственное спасение. Только это, и больше ничего!

Покончив тем временем с койками, Магвайр и Мидберри начали обыскивать рундуки и вещмешки. Мидберри переходил от одного рундука к другому, опускался у каждого на корточки и внимательно просматривал все содержимое.

— Не забудь просмотреть все письма, — крикнул ему Магвайр.

Мидберри тут же вернулся к первому рундуку и приказал стоявшему рядом хозяину предъявить всю корреспонденцию. Взяв письма в руки, он вытащил из конвертов все, что там было, развернул листки, тщательно посмотрел, не осталось ли чего внутри. Лишь убедившись, что денег нет, отдал письма и перешел к следующему рундуку.

Магвайр в это время потрошил вещмешки. Он брал их по одному за нижние углы, приподнимал на уровень груди и, резко встряхнув, выбрасывал на пол все содержимое. Затем садился на корточки и внимательно перетряхивал вещь за вещью, засовывая руки в носки, в карманы, тщательно прощупывая подкладку и углы. Он даже разворачивал пакетики с лезвиями для бритья, открывал коробочки с иголками и нитками. Все просмотренные вещи отшвыривались в сторону, они летели куда попало — на пол, под койку, на рундуки. По кучам валявшегося в беспорядке барахла можно было точно определить, где осмотр уже был проведен, а где еще нет.

С начала обыска прошло уже три часа. Были разворошены койки, вышвырнуто все из вещмешков, опустошены рундуки. Новобранцы еще держались на ногах. Кое-кто потихоньку менял положение, пытался незаметно привалиться к спинке койки. Магвайр остановился покурить, Мидберри сел рядом на стол для чистки оружия.

— Парни здорово устали уже, — потихоньку сказал Мидберри. — Сколько времени на ногах. Может, разрешить им присесть?

Магвайр медленно покачал годовой.

— Этого еще не хватало. Разреши им только, так уж наверняка денег не найдешь. Думаешь, вор что, железный? У него ведь тоже, поди, ходули затекать начали. А дай этому червячине отдохнуть, все наши труды кошке под хвост.

— Но остальные-то при чем?

— Как так, остальные?

— Они же не виноваты в том, что кто-то…

— И что же ты предлагаешь? — перебил Магвайр. — Разделить эту банду на две группы? Одну посадить отдыхать, а про другую думать, что этот подонок с ловкими лапками именно там, в этой группе? Так, что ли? — Магвайр медленно разминал сигарету. — Нет уж, дудки. Пока не отыщем ворюгу, виноватыми считаются все. — Он отошел от стола и, повысив голос, крикнул: — Учтите, скоты, что эта бодяга может затянуться. Может так получиться, что и всю ночь проискать придется. И вы, черви, всю ночь вот так простоите, коли та мразь не отыщется. Как вам это?

Он прохаживался между рядами стоявших в молчании солдат. Потом остановился:

— Скажу честно, не хотел бы я очутиться сейчас в его штанах. Особенно когда вся банда узнает, из-за кого ей пришлось этак вот страдать всю ночь, не спать, стоять как истуканы. А завтра ведь нам на стрельбище топать. Не забыли?

Магвайр неожиданно вдруг обернулся и схватил за шиворот новобранца, стоявшего у него за спиной:

— Ах ты, подлюга! — заорал он что есть мочи. — Думал, я не услышу, мразь? Заскулил, как паршивая собачонка…

— Сэр, я не виноват, — испугался солдат. — Я нечаянно, сэр. Ногу очень свело. Больно очень…

— И сейчас больно, подонок? Больно? А ну, брюхом на палубу! Стать на все четыре! Живо!

Солдат поспешно опустился на четвереньки, вытянулся, как мог.

— Вой, скотина! Да погромче!

Новобранец послушно завыл во все горло.

— Вот это здорово! Ну прямо как псина. А теперь ползи, как собака. До сортира и обратно. И выть всю дорогу по-собачьи. Вот как сейчас. Чтобы всем слышно было. П-шел, псина паршивая!

Он внимательно посмотрел, как солдат зашлепал на четвереньках из кубрика, потом обернулся ко взводу:

— А вам всем, черви паршивые, быстро раздеться. Догола! Ясненько? Нечего пастью мух ловить. Скидывай все на пол. Шевелись, бараны!

Наблюдая, как солдаты раздеваются, он подошел к Куперу:

— Ты чего чешешься, дерьмо безмозглое? Чего еще ждешь? Особого приглашения, что ли? Все скидай, сказано. И рубаху, и штаны. Ясно?

— Что вы собираетесь делать? — испуганно спросил Мидберри.

— Да не волнуйся ты зазря. Со мной все в порядке, А если сомневаешься, так можешь завтра проверить — жена и дети. В общем, не хуже других. Вот так-то.

Мидберри промолчал. Он давно уже понял, что не в состоянии противодействовать этому человеку, не в силах помешать ему творить все, что бы он ни пожелал. Тогда, вечером, он мог еще вызвать провост-маршала, как-то вмешаться. Но эта последняя возможность была безнадежно упущена. Теперь, наверно, лучше уже не вмешиваться, предоставить событиям развиваться своим путем. Будь что будет. Он стал соучастником преступления, в лучшем случае бесстрастным наблюдателем. Даже если он вмешается, все равно ничего не изменится. И помочь никому тоже нельзя. Разве только самому себе. Хоть немного вернуть веру в свои силы. Да только к чему все это.