Эрик Бутаков - Одиннадцать

(Причем, в фамилии «Муромец» он ударение сделал на «Е»!)

Весело напевая, Ефим начал спускаться с постамента:

Размахнувшись неожиданно, он палицей влепил со всей силы, оказавшемуся под рукой, «тевтонскому рыцарю» по шлему-ведру. Шлем тут же погнулся. Спросив: «Ну, как ощущение? Ошеломляет?», он продолжил, вытягивая гласные:

– Кроовоопроолииииить-я, кровопроли-тья! Ну, кто тут, жабы, на Землю Русскую?!!!

Мушкетеры насторожились.

Ефим проснулся в темноте. Сколько было времени – не известно. Но глаза быстро привыкли, так как, дверь в соседнее помещении – тир – была открыта. Нащупав баночку пива рядом с собой, Ефим ополоснул пивом рот, выплюнув всё обратно в банку, и приподнялся. Оказывается, он уснул прямо здесь, на постаменте, среди пустых банок, рыбьих костей, в компании «избитых» рыцарей. «А кто погасил свет?» Ефим встал, разминая шею.

«ЗззззззззззДюк!» – в тире кто-то стрелял из лука.

Ефим неслышно подошел к двери и заглянул во внутрь помещения.

«Его знакомая из столовой» стреляла из спортивного лука по войлочной мишени. Со стороны она красиво смотрелась в легком спортивном костюме, надетом на голое тело, особенно, когда тетива натянутого лука на мгновение перед выстрелом останавливалась посреди белой футболки, разделяя её выше пояса ровно посередине, между грудей. «Тюуууууу!..» – и стрела улетала. И футболка вновь прятала то, что только что так явно выделялось.

Не высокая и не низкая, а само то, сильные, отнюдь не короткие ноги, задница круглая, как надо, спина, голова-грудь, руки, мордаха и в профиль и в анфас – всё в пропорциях, всё здорово и смотрится очень привлекательно! Две тугие косички, как у скандинавских девочек. «Тохтэр дэр Дакота! – глядя на косички, решил Ефим. – Сильная, как молодая кобылица. Вот умеют же люди, вот такой маленькой деталькой, как две косички, привлечь к себе внимание. Вроде, мелочь, а уже антенка запиликала! Классно движется. Классно натягивает лук. Но лучше всего – наклоняется за стрелами. Что-то в ней такое есть, от чего невозможно устоять – хорошая девочка! Сколько ей? Лет двадцать пять, не больше! Так и манит ущипнуть её за задницу, как маленького ребенка. Ну что ж, пойду, познакомлюсь!»

– Привет, – сказал Ефим, прикрывая за собою дверь.

– Здорово, – не поворачиваясь, ответила она, выпустила стрелу, посмотрела, куда стрела попала, потом повернулась к Ефиму и спросила: – Всю меня «облапал»?

– В смысле? – не понял Ефим.

– Я думала ты кончишь – так долго пялился на меня.

– А я и кончил, не видно разве?! – ответил Ефим. – Ты у меня свет погасила?

– Я.

– Зачем?

– Ты храпел, как слон.

– А причем тут свет? Дверь бы прикрыла.

Не обращая внимания на его слова, она спросила:

– Умеешь из лука стрелять?

– Умею, конечно. Показать?

– Покажи.

– Смотри.

Ефим взял со стойки лук, взял стрелу, поднял лук вверх, опуская его, выпрямил руку, которая держала лук, чем натянул тетиву и, замерев на мгновение, выпустил стрелу. Стрела попала в желтый круг войлочной мишени.

– Девятка! – оценила она первый выстрел из незнакомого оружия.

– Ну, тоже неплохо для первого выстрела.

– Нормально.

– А ты здесь работаешь? – Ефим достал ещё одну стрелу.

– Типа того, – она выпустила свою стрелу по мишени.

– У тебя тоже девятка, – Ефим кивнул на её мишень.

– Вижу.

– А кем?

– Что, «а кем»?

– Работаешь, – Ефим попал в «яблочко». – Как?

– Бывает. Инструктором.

– Кого инструктируешь?

– Да, всяких алкоголиков, которые почем зря ломают тренировочные снаряды.

Ефим улыбнулся.

– Это ты про меня и комбикосовых.

– Про кого? – не поняла она.

– Про комбикосавых… я так тех воинов называю, которые в соседней комнате стоят.

– Почему, «комбикосовые»?

– Так мне больше нравиться! Так – смешней. Так Аркадий Северный когда-то пел: «В комбикосовых чулочках…» то есть, в капроновых, наверное, или в искусственных, видимо. Понимаешь? Но могу называть их и терракотовыми, если тебе так больше нравится.

– Мне всё равно.

Ефиму попалась тупая стрела с набалдашником для грызунов. Он перестал стрелять, вертя её между пальцев, как делают ударники вокальных инструментальных ансамблей.

– А ты инструктор чего?

Она тоже прекратила стрельбу и повернулась к нему.

– Всех видов рукопашного боя.

– У-тю-тю-тю, – засмеялся Ефим. – Всех-всех?

– Чего смешного?

– Да так! Не похожа ты на инструктора.

– Ты зря смеёшься. Сегодня – твой день.

– В каком смысле?

– Сегодня у тебя по плану полный контакт со мной.

– Да ты что? И кто эти планы составлял?

– Мне плевать, кто составлял – моё дело отработать, а там – сам разбирайся.

– Полный контакт, говоришь? А что это значит?

– Это значит, что тебе придется подраться со мной в полную силу.

Ефим засмеялся.

– Не смеши! Драться с красивой, маленькой девочкой… Не смеши! С таким же успехом я могу и в детский сад сходить – подраться. Или вон, комбикосовых я только что избил. Причем, неимоверное количество. Хватит с меня на сегодня полных контактов.

– Я, что могу поделать? – пожала она плечами. – Такая установка.

– Ты серьезно?

– Да.

– Ну, как знаешь.

Ефим мгновенно натянул лук, направил тупую стрелу в голову инструкторши и посоветовал:

– Лови!

И отпустил тетиву.

Стрела гулким ударом, почти в упор, ударила девочку в лоб, чуть выше правой брови, и отскочила от головы, как от мяча, куда-то в бок.

Девочка схватилась за глаз и согнулась моментально.

– Полный контакт – это мы любим! – отбросив лук, Ефим заломил руку девочки за спиной в болевом удержании, а на другую руку он намотал её косички. – Пошли!

И поволок её в зал для рукопашного боя, прихватив по пути моток альпинистского шнура.

Найдя подходящий станок, которым качают грудные мышцы, на перекладинах которого, на нужной высоте весела штанга с неимоверным количеством блинов («Это кто здесь такой сильный?» – мелькнула мысль у Ефима), он прижал шею девочки к грифу и быстро умудрился примотать её к штанге. Он так скоро это сделал, будто всю жизнь тренировался. Потом, так же ловко, он привинтил к грифу её руки…

Девочка нанесла короткий, но сильный удар ногой по голени Ефима, пока он возился с веревкой. Стерпев удар (отодвинувшись и встав так, чтобы она уже не могла «безобразничать»), он довершил начатое дело тем, что привязал к каждой её ноге по тридцатидвухкилограммовой гире. Девочке было и трудно, и больно поднимать свои красивые ножки – шнур больно врезался при каждом её неловком движении.