Людмила Глухарева - Расчет только наличными, или страсть по наследству

Андреев и Печкин гуськом последовали за ней. Они заполнили малогабаритную кухню целиком.

– Маш, а чего ты такая перепуганная была, когда мы в домофон звонили? – тихо спросил Илья.

Машка покачала головой и вздохнула.

– Я не испуганная была, я в обморочном состоянии была, потому что решила, что это Игнатьев пришел со мной разбираться.

Она достала чашки, одна из них вывалилась у нее из рук и разбилась вдребезги.

– Это к счастью, это к счастью, – забормотал Илья и лихорадочно начал собирать осколки.

– Надеюсь, – всхлипнула Машка. – Брось, я сейчас пылесос достану.

– Маня, не реви, все к лучшему. С тобой ничего не случится, – голос Ильи дрожал.

Печкин молчал и хмурил брови.

– Очень хочется верить. Потому что весь свой запас сопротивления несчастным случаям я уже израсходовала. И одна я боюсь оставаться. – Машка высморкалась в бумажный платочек и страдальчески сморщила нос.

– Одна ты не останешься. Даже не надейся. – Печкин потянулся за платком. И в этот момент раздался звонок мобильного.

Марья вздрогнула и оглянулась.

– Не волнуйся, это мой, – успокоил ее Печкин.

– Алло, Игорек? Да, весь внимание. Отлично. Значит, машина зарегистрирована на ее имя. «Форд»? Ясно. А племянничек доверенность имеет? Порядок. Дальше…

Он замолчал и долго выслушивал новости своего подчиненного.

Машка заварила чай и разлила его по чашкам. Автоматически отхлебнула кипяток и взвыла. Она страдала. На глазах вновь выступили слезы. Марья решительно смахнула их рукой и заморгала.

Что за жизнь? Почему такая несправедливость? Сергеева жалобно посмотрела на Илью. И он мгновенно отреагировал.

Вырвал из рук Марьи чашку и принялся переливать чай из чашки в стакан и обратно, усердно дуя при этом на жидкость.

– Ладно, я перезвоню. А главное, глаз не спускать с Галкиной. Головой отвечаешь. Никого к ней. Сегодня – никого. Я приеду ближе к вечеру. Да. Отбой.

Анатолий Михайлович повеселел и протянул руку к чашке.

– Верной дорогой идем, братцы. «Форд» действительно зарегистрирован на Городницкую Василису Аркадьевну, а у Игнатьева есть доверенность.

Машка встрепенулась.

– Ого, какие новости, значит, не зря я звонила! – похвасталась она.

Печкин почесал затылок и осторожно проговорил:

– Ты, главное, не дергайся, но звонила ты напрасно.

– Да? – недоверчиво спросила Машка. – Вы угощайтесь, угощайтесь.

– Теперь придется проявить большую осторожность. Надо полагать, Игнатьев начнет суетиться.

– В смысле? Ты думаешь, он попробует меня укокошить еще раз? – возмутилась Марья.

– Примерно так, – кротко ответил Печкин.

– А когда? Сколько ждать? Час, день, неделю, год?

– Спокойствие, только спокойствие. Точно сказать сложно. Но, вероятно, меньше года.

– Хороший ответ, граждане сыщики.

Сыщики переглянулись и одновременно заорали, точнее, запели:

– Не плачь, Маруся, пройдут дожди.

Машка истерически хохотнула.

Отсмеявшись, вся троица разом поскучнела.

– Кстати, что за Василиса? Я никакую Василису не знаю, – забеспокоилась Машка. – Василисы мне еще не хватало.

– В Тонькином подъезде на первом этаже зарегистрирована и проживает Городницкая Василиса Аркадьевна. Она по какой-то там линии является престарелой тетушкой Игнатьева.

– Тетушка Игнатьева? В Тонькином доме? – Глаза у Машки округлились.

– Да.

– И что она, непосредственная соучастница? Бред. – Сергеева выпятила губы. – Полная чепуха.

– Насчет соучастия не уверен. Точнее, уверен, что она ни при чем. Просто тетушка каждой весной отправляется на свою благоустроенную дачу. Воздухом дышать. Отвозит ее, как правило, племянничек и, как правило, на ее машине. Машина, естественно, синий «форд». Ездит Илларионушка на ней по доверенности. Когда тетушка на даче, наш обаятельный Илларион должен был поливать цветочки в квартире. Но, как выяснилось, Иллариона Игнатьева никто там не видел, а вот некую молодую цветущую дамочку видели, она захаживает в тетушкину квартиру.

Машка взбодрилась.

– Откуда столько новой информации?

– Да после общения с соседями Антонины. Мы обошли всех. И со всеми поговорили по душам, – мрачно ответил Илья.

– А раньше-то чего не обошли?

– Почему не обошли? Мы и раньше беседовали. Только вопросы были другие. Мы выясняли все о Гришке. Его никто не видел и не слышал. А сейчас вопросы ставились исключительно о самой Городницкой.

Машка не сдавалась.

– Значит, если она – тетка Иллариона, то Гришке она кто?

– А никто. Тетка приходится родственницей по матери. А Гришка – кузен Игнатьева по отцу.

– Значит, эта Василиса не Гришкина родственница?

– Успокойся, Маш. Василиса Аркадьевна вообще, скорей всего, ни при чем, – примирительно вставил Печкин.

– Я спокойна. Просто зрение у меня прекрасное и слух тоже. Вы, Анатолий Михайлович, обмолвились, что кто-то еще захаживает в квартиру Городницкой. Верно?

– Да, – прохрипел Печкин.

– И кто же сия персона?

– Молодая симпатичная женщина, среднего роста, довольно милая.

– Хватит издеваться. Кто она такая? – раздельно с ударением произнесла Марья.

– Ну, есть у нас подозрения, но пока… – Печкин пожал плечами.

Лучше бы он сказал прямо. Машка таких многозначительных недомолвок не выносила. Ее начинало трясти.

– Отлично. Вероятно, вы подозреваете, что эта молодая женщина и есть Григорий Вольский, удачно замаскированный под молодую цветущую женщину.

Печкин пришел в восторг от замечательной идеи.

– Боюсь, что так нам не повезет.

– Не в бровь, а в глаз, – довольно захохотал Илья.

– Так что за барышня?

– Ладно, ты ж не отвяжешься. Барышня, судя по описанию соседей, напоминает секретаршу Игнатьева – Валерию Огурцову.

Машка открыла рот.

– Валерия Огурцова? Это шутка?

– Не-а. Простая фамилия – Огурцова плюс пышное имя Валерия. Правая и левая Илларионушкина рука.

– И что эта двойная рука делает у Городницкой?

– А ты сама как думаешь?

– Да я и так за вас всех работаю, – вспылила Марья, – и думаю за всех, у меня мозги уже от напряжения плавятся и пар из ноздрей идет. Неужели нельзя по-человечески ответить?

Машка запыхтела и громко высморкалась. Первым не выдержал Илья.

– Маш, представь себе, что эта Валерия приходит каждый день в квартиру Городницкой. Каждый день, каждый вечер в руках у нее пакеты. Ни одного дня не пропустила.

– Начинаю понимать. Так вы думаете, надежда есть? Что ж вы дверь не взломали?

– Маш, опомнись. Чужую дверь взламывать средь бела дня, сразу после опроса соседей? Несерьезно. Вот сегодня вечерком, а еще лучше ночью, мы нехорошую квартирку и навестим.

– А вы в дверь к ней звонили?

– Обижаешь, Марья. Звонили и стучали. Но никто нам так и не открыл.