Василий Коростелев - Год 50-й: Расти из пепла

– Ай, бачка, зачем за автомат хватаешься, – голос принадлежал старому морщинистому деду в богатой шапке, обшитой серебряными позументами, с золотым знаком хищной птицы, закрепленным на остроконечном верхе.

– А… Это я спросонья… Вот попали в ураган, наши товарищи поехали вас искать и пропали… Вот торговать к вам приехали, – говорил я, а у самого в голове вертелось: «Вот попал!»

Всадники, а их было не менее трех десятков, уже бесцеремонно перебирали вещи из раскрытого воза. Старик что-то резко крикнул, и начавшийся грабеж прекратился.

– Поедем, однако, в наше стойбище, если твои друзья выжили, мои воины их быстро найдут, в стойбище и решим, как торговать будем.

Несколько всадников спешились и вскоре мы с Трофимом разместились на возах, которые погоняли степные возницы. Оружия у нас не отобрали, но что мы могли с ним делать? Перебили бы десяток кочевников в лучшем случае, потом конец торговым связям, а возможно и нашей жизни. Ехали мы долго и только к полудню прибыли в стойбище… Ну и вонь там стояла! Нет, может, привыкшему человеку там было и неплохо, но смотреть, как на улице, не особо придерживаясь какой-либо гигиены, люди оправляют свои надобности, не отходя особо от юрт (серут просто там, где живут)…

Видимо, старику это тоже не особо нравилось, и он вытянул плеткой одного такого засранца, восседавшего с видом гордого орла за одной из юрт.

– Шайтан, сколько раз говорил, есть поганое место, отойди. Нет, сапсем, наглый джигит… Еще раз увижу, секир башка будет, – орал он вслед удравшему в юрту поганцу. Приняли нас, в общем, неплохо, хорошо, что достархан накрыли на природе, а то в юрте вообще, по первости дышать было невозможно, пахло плохо выделанной кожей, тяжелым потом, остатками жирной пищи и еще чем-то не особо приятным.

– На улице, однако, поедим, очень блох в юрте много, – объяснил мне старик. Мы ели дымящиеся куски баранины, запивая его вонючим кумысом, ну я, недолго думая, сгонял к своему возу, и принес кувшин первача, после еды и пары стакашков старик расслабился (сидели мы с ним вдвоем, Тимофей кормился вместе с воинами).

– Да бачка, хараша твой водка, мне уже баба не нужна, еда-мяса есть нечем, кумыс в животе бурчит однако, вот лепешка в водка размочить и есть… вкусна! Толька лепешка нет, а водка твой многа привез?

– Многа, двадцать таких кувшинов, да и муки два мешка, многа лепешек напечешь, мурза Ильяс (а это был именно он). Старик совсем развеселился и приказал что-то подбежавшему пацаненку. Через некоторое время к месту нашей трапезы трое степняков подогнали табун лошадей голов в двадцать. Кони на вид были очень хороши, молодые, четырех-пятилетки.

– Давай, бачка силой мериться будем. Ты победишь, кони твои, мой тебя заломает, твой товар мне – якши? – пояснил свои действия мурза.

– А что, ты сам бороться будешь?

– Э… Эй, нет, – хитро прищурился старик, – мой бойца поставит… сильный, однако.

«Вот блин!», если не соглашусь, товар все равно отберут, убьют и отберут. Что это ты рискуешь, дядя, а вдруг я выиграю.

– Э…Сапсем скучно. Была бы многа людей, на вас в набег пошел, а так конь родит многа, баба сапсем больной стал, два, три ребенка и кирдык. Скучна. Ты поборись с моим джигитом, весело будет.

«Ага, сапсем весело, тут бы не окочуриться раньше времени», – подумал я, разглядывая своего будущего противника. Бычара был еще тот, у него рука, как моя ляжка, а бритый лоб можно в кузне, вместо наковальни использовать. Ну, делать нечего, знакомлюсь с правилами состязаний.

Сначала мы уселись на кошму друг против друга, уперлись ступнями, пятка к пятке на прямых ногах, схватились кончиками пальцев рук друг за друга. Состязание заключалось в том, кто кого перетянет, опрокинув на себя соперника. Увы, естественно, без опыта я проиграл, был выдернут с кошмы как редиска с грядки. К этому времени вокруг нас собралось все стойбище и чтобы продолжать борьбу на поясах, старику пришлось прикрикнуть на собравшихся, и только потом нам освободили метров пять жизненного пространства. Схватились на поясах, победитель без подсечек должен не просто повалить своего противника, а поднять его в воздух и удерживать некоторое время, после чего победитель бил противником о землю, вышибая из него дух…

Джигит был наполовину тяжелее меня, да еще и привычен к таким схваткам. Естественно через пару минут он поймал меня, поднял над собой, и, держа на весу, с торжеством вопил, оглядывая ревущую толпу, но вот шмякнуть мной о землю, как завершающим аккордом у него не получилось, я изогнулся, вывернулся и, сгруппировавшись, просто скатился на землю. Старик слегка нахмурился, и мне, еле отдышавшемуся, стали объяснять третий вид соревнований. Я подумал, что хорошо поступил, не приняв на грудь больше двух глотков первача. А то к этому времени совсем бы сдох.

Нам дали отдохнуть, попутно мне объясняя, что бой будет кулачный, бить разрешается куда хочешь, но только руками, на которые можно намотать кожаные ремни, я подозвал Трофима и он довольно туго намотал мне в один слой выделанные, тонкой кожи ремни, ловко и надежно закрепив концы на ладонях. Ну, все, теперь повоюем. Я, в общем-то, не знал первых двух видов соревнований, а теперь буду действовать, как отец меня учил…

Первые несколько секунд мы кружились друг против друга, я даже не пытался отбить хоть один из ударов этого монстра, действуя уклонами и проверяя печень противника со средней дистанции, а-а… вот сбил я ему дыхалку, только близко не подходить, если эта туша войдет в клинч мне конец. И тут кто-то сзади подтолкнул меня, очевидно желая помочь своему бойцу, я едва избежал нокаутирующего прямого, подавшись вперед. Нет, пора кончать, иначе сил не хватит. Я нанес правый боковой удар в висок противнику, слегка доворачивая кулак, перенеся вес тела на правую ногу, резко и без боязни сломать руку. Кость треснула, я это почувствовал, но это была височная кость моего противника. Мандец, тащите саван. Я даже не стал оглядываться, когда туша батыра грохнулась, наконец, о землю…

Собственно бравада, но бравада оправданная, я задницей чуял, что в моем положении только наглая самоуверенность может нас спасти. Народ неверяще хлопотал над поверженным скотоводом. Мурза, пожевал беззубыми деснами свои губы:

– Спасем плохой богатур был. Конь его не держал, падал, однако, только и мог, что силой хвастать, и жрать за десять воинов, спасиба тебе за красивый бой… Беры! Кони твои – он сделал широкий жест рукой, и тут я увидел Митьку, спокойно ехавшего по стойбищу на моем Вороне, оба запыленные уставшие, но настороженные.

– А, Митька, – произнес я, как ни в чем не бывало, – ну, а где наши?

– Так стойбище окружили, ежли скажешь, счас шмалять начнем.