Владислав Дорофеев - Остров Валаам (О.В.)

Валаам – самый мужской из всех виденных монастырей. Здесь не до сантиментов – надо дело делать.

Ибо Валаам – это такая работа по созданию нового человека.

Это – работа по спасению.

Это – община, в которой пытаются жить праведно, спасаются. Спасаются. Просто спасаются. И все.

Валаам – это активная воля, это – реальная работа, созидательная, действенная, реально меняющая что-то в реальном мире.

Валаам – это мужская, грубая, ясная, твердая и очень интенсивная, стремительная работа по созиданию нового человека, исполненного божественной воли.

Сила и посвящение Валаама – это воля к Богу, божественная воля.

Отсюда и уверенность, и покой божественный в сердцах, умах. И на ветру Божественном эти люди стоят, не гнутся. Прямо идут.

Валаам – для делания, для действия, для практического переустройства человеческой души.

Валаам – это еще и мистика поступка, прежде всего – это мистика реального действия, реального поступка.

Валаам в русском православии, а лучше шире – во вселенском православии, – это крепость воли, это – основание воли православной, это – один из самых прочных камней Православия.

И в этом смысле каждая обитатель выполняет еще и узкоцеховую задачу в Православии и в русской православной церкви.

Поэтому закрытие монастыря, угасание его духовной жизни и духовной работы сказывается на всей деятельности русской православной церкви. Каждая обитель выполняет свою, ясно просчитываемую работу в церкви.

Десять гранитных поклонных крестов игумена Дамаскина стоят по всем валаамским островам. Это – отметины, своеобразные пометины, мол, это – наша территория. Монастырские засечки.

Кресты так поставлены, что под определенным углом зрения, кажется, что они являются частью природы валаамской, а валаамская природа частью этих крестов, так что кресты и Валаам проросли друг в друга.

Порой даже кажется, что кресты проросли из земли валаамской, а семена этих необычайных каменных растений занесены на Валаам ангелами.

Наблюдение это верно и для валаамских скитов, храмов и часовен.

Некоторые ангельские семена прорастают в виде крестов поклонных, другие, по каким-то, небесным, видимо, причинам, в виде часовен, храмов, и даже настоящих скитов.

Конечно, прорастают не абы как, а исключительно молитвами монахов, братии и простых, безвестных чаще, паломников, вера и сила молитвы которых зачастую ничуть не слабее, а равна или выше монашеской.

Зачем они все едут в монастыри? Богатых среди них нет. Много бедных, еле-еле сводящих концы с концами, много сирых, очень много несчастных, обделенных судьбой и собой.

Людей много. Разных. Разные типы. Я не могу сказать про них, что они похожи в своей истовости. Они сходятся в одном – у них у всех есть надежда, вера в чудо. Они едут в монастырь за чудом.

Много здесь сейчас бывает случайных людей. Случаются некрещеные. Их крестят.

В монастыре не принято спрашивать друг друга о причинах, приведших в монастырь. У каждого своя беда. Не о туризме речь, туризм во внимание не берется, туризм не считается, ибо не о туристах речь, ибо паломнический туризм – это также своеобразное подаяние. Ведь нищий никак не оценивает подающих, поскольку подающие – не цель, а цель – это просьба о милости. Впрочем, впрочем, ведь появление туриста не случайно в храме. Кто не хочет идти туристом в храм, тот пойдет туристом не в храм, а в иное место.

В монастыре все равны – это высшая земная демократия.

Монахи молятся, а мы жируем. Но и мы не жируем. Мы все вместе.

Монастырь – это особая часть Церкви.

Помимо развития и становления новых и великих, – часто выдающихся, но и практически всегда особенных образцов ума и духа, посредством отрицания человеческих привычек, потребностей и свойств, – монастырь это еще и огромный лечебный пункт по оказанию первой душевной помощи.

У всякого паломника есть нужда, когда он приезжает в монастырь.

Нас паломников в группе 11 человек – трое мужчин (20–40 лет), включая меня, двое детей (мои дочери – Аня и Ася), шесть женщин (30–50 лет).

Наталья. Из Санкт-Петербурга.

Шестой год, каждое лето ездит в монастырь. Водит паломников по святым местам, рассказывает.

«Хочу быть при монастыре. Объяснить, зачем я езжу на Валаам, – трудно. Если не поймете… Я не могу рассказать… Просто быть при монастыре».

Сергей. Из Махачкалы.

«Приехали поработать и помолиться. Зачем? Господь сподобил. Сами мусульмане у нас говорят, что православная молитва – самая сильная».

Роман. Из Львова.

«Вторую неделю на Валааме. Зачем? А вы придите сюда на Никольский скит к храму, посмотрите закат. И все понятно. Надолго? Навсегда».

Практически все женщины, приехавшие сюда помолиться, либо в разводе, либо имеют невоцерковленных мужей.

Практически у всех женщин, которые мне встретились на Валааме, проблемы с мужьями, и нет удовлетворенности в семье.

Им всем неловко об этом говорить. Женщине стыдно быть без мужчины. Женщине неловко быть одинокой. И тогда она либо бравирует этим, либо скрывает это тщательно, становясь фурией, и делает либо карьеру, либо превращается в развратную женщину, либо преждевременно умирает от болезней, либо тиранит семью, мужа доводит до самоубийства или алкоголизма (что почти равнозначно), либо едет в монастырь.

У каждого свой путь. Бог – един. Но путь свой. Каждый ходит под Богом, но каждому свое устроение.

Взрослые люди делаются в монастыре ровно дети: шалят, говорят как дети, даже ведут себя детьми.

Монастырь привлекает людей не от мира сего, людей блаженных – больше, меньше – с дефектом каким-то социальным, человеческим, что не позволяет этим человекам! чувствовать себя удовлетворенными, живыми, счастливыми в обычном мире, полном людей, но часто оставленным Богом.

Люди здесь работают, как они сами любят говорить, – «во славу Божью».

Загорелся мосток к Никольскому скиту. Тушили всем миром.

Пьяный водитель, который первым увидел огонь, кричал во время тушения: «Это мой остров. Кому угодно шею перегрызу».

На Валаам приехала группа православных поляков (по крови поляков) из Польши. Они молятся и ставят свечи, как мы. На что они и говорят: «Мы – русские, но без государства…».

Валаамский монастырь на горушке стоит.

Чтобы к нему подняться, надо пройти по ступенькам вверх. Идти тяжко. Поднявшись, будто вдыхаешь новые силы, входишь в горние, получаешь силы новые, и начинаешь жить в ином измерении, ином темпе, иной силе.

И лишь вспоминаешь о будущей, грядущей обязанности спуститься вниз. Потом, спустившись, чувствуешь, понимаешь силу и напряжение, в которых ты жил, будучи в горнем.

Так и на пути в рай. Тяжко идти, тяжела юдоль. Но награда будет.