Марти Леймбах - Дэниэл молчит

Чуть дольше, чем тебе хотелось бы. Так я решила.

Представив себе лица своих детей, я вывалила на Стивена целый ворох причин, почему он должен вернуться. Ты нам нужен, мы скучаем по тебе, без тебя дом пуст. Что бы ни было в прошлом, мы обязаны сохранить семью. Я помолчала, глядя на мужа — очень надеюсь — с любовью и мольбой. Он не возражал, и я продолжила. Я вкладывала в свой монолог всю душу, выплескивала ее со слезами в голосе. Слезы — это уже лишнее, но сдержать их было не в моих силах. Вернись к нам, Стивен, умоляла я, как будто в моей груди вместо одного бились три сердца и я говорила от имени детей. Долго говорила. Пока не поняла, что вещаю впустую. Стивен не верил ни единому моему слову. И правильно делал, очевидно, — вряд ли я сама им верила. Он был закрыт для меня наглухо, как дверь, запертая на засов.

Зазвонил мобильник. Ожил внезапно, замигал, заверещал, заскакал по столу. Стивен протянул руку (выключить, подумала я) и нажал на кнопку.

Собрался ответить на звонок!

Я треснула по телефону, вернув на стол, и мы со Стивеном молча смотрели, как он ползает между нами умирающим жуком. Когда я поднялась со стула, меня трясло от бешенства. Чертова штуковина продолжала вопить, с каждой секундой все громче.

— Ты пожалеешь, Стивен! — заорала я, перекрикивая и телефонный звон, и галдеж вокруг.

Он не услышал — говорил по телефону.

Всю дорогу домой я видела только мужчин. В деловых костюмах, в джинсах и легких куртках, в майках и без маек. Я смотрела на них и думала: что происходит? Кто вы, ребята? И где та гребаная тарелка, на которой вы прилетели?

Знаете, что ответил мой брат, услышав от меня историю Виины?

— А я тут с какого боку?

Ни сочувствия, ни каких-то сведений об этом красавце, его приятеле, который так поступил с бедной девушкой.

— И все? Больше ничего не хочешь сказать?

— Э-э. Не-а. Короче, вот чего. Я даже не в курсе, какая из себя эта твоя Фрида…

— Виина!

— Без разницы.

Ты ничтожество, сказала я. Полное, абсолютное ничтожество, неведомо каким образом оказавшееся в близком родстве со мной.

— Угу, — протянул он лениво. — Усек. И чего? Я ж твоим мелким послал подарки? Ну поставили фингал этой козе. Сколько у меня было фонарей? Сотни! Бывает, глаза продеру — на морде фингал. А откуда? Хрен его знает.

Достал меня братец окончательно.

— Слушай, Ларри, ты у меня вот уже где!

— Да что ты говоришь? С чего бы это? Скажешь, я ее под дулом пистолета с этим парнем обженил?

Он прав, конечно, но, полная негодования, я решила, что он заслуживает кары.

— Чтоб ты знал, в Англии оружие запрещено. А когда запретили и охоту на лис, правительство посчитало необходимым наложить вето и на любые выражения, хоть как-то связанные с агрессией: рубить сплеча, поразить цель, под шквальным огнем . Все это теперь запрещено законом. Так что в следующий свой приезд сюда придержи язык, братик. — Я вздохнула с сожалением.

Есть! Заглотнул крючок.

— Гонишь? Считай, я не слышал. Это ж фашизм! — взревел Ларри. Я так и видела его гримасу и скрюченные пальцы, вцепившиеся в волосы.

— Не вздумай тут ляпнуть что-нибудь вроде палить по воробьям, одним выстрелом двух зайцев убить, применить тяжелую артиллерию …

— Е-мое! И когда ж эту чертовщину запускают?

Ларри в агонии, ха-ха. Джунгли Амазонки, среди которых он живет, своим безумным галдежом заглушали его голос. В особенности отличалась одна из птиц. Жизнь хорррроша! — неслось через океан.

— Завтра в полдень, — любезно ответила я. — Минута молчания в память обо всех застреленных представителях человечества — и капут военным метафорам.

В одной рубашке, разбросав в стороны ножки-палочки, Дэниэл сидел на шахматном полу ванной. Мы притащили сюда весь конструктор «Дупло», сотни разноцветных пластмассовых кубиков, — они так задорно шуршали, если покатать их в ладонях, и так весело скакали по кафелю, падая с построенной совместными усилиями гигантской башни.

— Следите за его краником, а башню я и сам отремонтирую, — сказал Энди.

Он распластался на полу ванной — в пыльных кроссовках на босу ногу и джинсах цвета пасмурного неба. На джинсах, кстати, оторван задний карман — я это знала с утра, поскольку теперь я изучаю Энди, как прилежная студентка. Я и в ванной разглядывала его, как новоиспеченная возлюбленная, — отметила и завитки волосков на лодыжках, и небольшое темно-красное родимое пятно, едва прикрытое волосами на шее, и белесый шрам над правой бровью — след юношеского увлечения пирсингом.

Мы учили Дэниэла пользоваться туалетом. Отдать его в ясли нет никакой надежды, пока он не избавится от памперсов.

— Увидите, что поднимается, — немедленно тащите Дэниэла на унитаз! Но учтите, Мелани, — добавил Энди, — он может и крик поднять.

Дэниэл посмотрел на меня. На Энди.

— Пампес! — сказал он.

— Туалет! — возразил Энди.

Полочка над ванной ломилась от шоколадных монеток и мини-пакетиков апельсинового сока — самых желанных лакомств Дэниэла. Он давно уяснил, что приз дается только за усердную работу. Решив, что в данном случае его цель — башня из разноцветных кирпичиков, Дэниэл рьяно взялся за дело.

— Хочу сок, — сказал он, на секунду оторвавшись от строительства.

— Отлично сказано, парень. — Энди глянул на пакетики, ткнул пальцем: — Дай мне сок, пожалуйста.

Дэниэл подумал, склонив голову набок, но предпочел не следовать примеру.

— Хочу сок! — повторил он, обращаясь ко мне.

Энди настаивал на своем. Подпустил театральности. Подбоченился одной рукой, другую выбросил вперед, указывая на полку:

— Мама, дай сок, пожалуйста!

Дэниэл вытянул пальчик:

— Мама, дай сок, пожалуйста!

Он тут же получил свой сок и шоколадную монетку в придачу — за старания.

— Начинается! — заорала я.

— Туалет! — выпалил Энди.

— Пампес! — взвизгнул Дэниэл.

Я подхватила его с пола, усадила на унитаз и держала обеими руками, пока он вопил, брыкался и драл на мне волосы.

— Хватит хохотать, Энди!

Он ухмыльнулся:

— Кажется, вам не помешает переодеться.

Дэниэл промахнулся мимо унитаза, залив мне всю рубашку.

На кухне я сняла рубашку, бросила на пол перед стиральной машиной и прошла к балконной двери, чтобы взять чистую футболку с веревки в саду. Вся в мыслях о том, сможет ли Дэниэл когда-нибудь распрощаться с памперсами, я как-то упустила из виду, что дефилирую по дому в шортах и лифчике. Зато Виина не упустила. Она играла с Эмили в больницу: ясное дело, Эмили была доктором, с пластмассовым стетоскопом на груди, а бедняжка Виина подвергалась обследованию, лежа на столе.

— А ты больше не похожа на ходячий скелет! — крикнула она мне в спину.

Я вернулась в ванную, где место башни уже заняла стоянка машин. Добрая дюжина авто расставлена по местам, однако в центре нашего внимания только одна, пожарная машина. Ей предназначалась главная роль. Энди достал из кармана свечку и простенькую одноразовую зажигалку. В восторге от пластмассового брусочка, Дэниэл разглядывал жидкий газ внутри, будто в микроскоп смотрел.