Михаил Каришнев-Лубоцкий - Марш Мендельсона

День свадьбы Оленьки Изюмовой пришелся на пятницу, на тринадцатое число. «Что-нибудь да случится неприятное! – подумала Оленька, когда цифра „13“ вспыхнула перед ее глазами да так и промаячила перед ними добрых пять минут. – Или Николай какой-нибудь фокус учудит, или… – И тут она вспомнила о своем бывшем дружке Максиме и невольно зарделась от легкого смущения. – Господи, но должен же он понимать, что у нас с ним было не серьезно! А с Николаем серьезно, надолго, навсегда…»

Оленька примерила еще раз роскошную фату и, немного успокоившись, прошептала чуть слышно:

– Надеюсь, пронесет… Максим, хоть и шалопай, но не вредина все-таки…

Но она ошиблась: не пронесло. Нет, в загсе регистрация прошла нормально и ритуальный объезд местных архитектурных памятников обошелся, к счастью, без приключений. Но вот когда молодожены и гости прибыли в кафе «Ромашка», их сразу же встретили там неприятным сюрпризом.

– Желаю счастья в семейной жизни! – услышала Оленька знакомый до боли Максимкин голос и, не успев выйти из малинового «Вольво», так и плюхнулась снова на мягкое сиденье, а ее розовощекая мордашка приняла в одно мгновение цвет подвенечного платья.

Брат Ольги и его приятель попытались было оттереть захмелевшего от горя и стакана «Столичной» Максима Ольховикова в сторону, но отверженный кандидат в женихи им не поддался, а устраивать драку в самом начале праздника никто не решился.

– Желаю счастья в семейной жизни! – повторил Максим заученную еще с утра фразу и, подойдя к украшенной разноцветными лентами машине, сунул в открытое окно букет алых роз. – Это наши с Ольгой любимые цветы! – объяснил он удачливому сопернику. И добавил: – Точно такие же положите мне послезавтра на могилу…

Человек десять старых и новых родственников Ольги дружной шеренгой шагнули к нарушителю спокойствия и, взяв его в кольцо, увели в толпу зевак.

Первой опомнилась тетка Николая Елена Ивановна – тамада всех подобных праздников и гуляний.

– Что ж вы сидите, дорогие молодожены! – заворковала она громким и веселым голосом. – Ваши родители уже вас заждались! А ну, выходите быстрее!

И она, подмигнув Николаю, взмахом обеих рук дала команду приехавшим вылезать из машин.

Десять добровольных часовых встали рядом с Максимом Ольховиковым. Но видя, что он стих и не делает больше никаких попыток устроить скандал, физических мер к нему пока применять не решились. Более того, когда все приглашенные двинулись дружной гурьбой в просторный зал к накрытым столам, благородные стражи, подхватив беднягу под ватные руки, втащили его в кафе и усадили на один из свободных стульев.

– Пей, ешь и молчи! – посоветовал ему старший брат Николая и отошел к своим приятелям.

Молодой супруг сидел во главе сдвинутых в один ряд столов и уже не чувствовал себя счастливым: хотя он и знал о существовании на белом свете некоего Максима Ольховикова, но видеть его сейчас на собственной свадьбе Николай, конечно же, не очень желал.

Однако печальные мысли и ревность не долго терзали душу молодожена. Не успели стихнуть обязательные в начале свадебного торжества поздравительные речи, как Николая вторично словно бы ударили электрическим током – на пороге с букетом все тех же алых роз стояла Настенька Ковякова, его собственная давняя, давняя подружка! Встретившись взглядом с коварным изменником, Настя пошатнулась и сделала шаг вперед. Потом еще один, потом еще…

– Вот, поздравляю… – протянула она букет молодому супругу. – Будьте счастливы, если сможете…

Крупные слезы выкатились из ее миндалевидных глаз и упали в блюдо с селедкой под шубой.

– Садись, деточка, будь как дома! – немного невпопад проворковала тетка Николая и, подхватив Настеньку за тонкую талию крепкой рабоче-крестьянской ручищей, поволокла ее к свободному стулу на дальнем конце стола. – Кушай, милочка, и не порти людям настроение! – пожелала она незванной гостье и чуть ли не силой усадила ее рядом с другим возмутителем спокойствия, Максимом Ольховиковым. А сама поплыла обратно к молодоженам и их слегка очумевшим родителям.

– Кто это? – спросила Оленька мужа и чуть заметно мотнула головой.

– Да так… – процедил сквозь зубы Николай. И, криво улыбнувшись, добавил: – Максим в юбке…

– А-а… – протянула Оленька и уже внимательнее вгляделась вдаль. – Теперь мне все понятно…

Она взяла у растерянного супруга букет алых роз и отдала их своей подружке:

– Держи, Кать, нам их уже девать некуда.

Тем временем Настенька Ковякова, придя немного в себя, решила покинуть чужой праздник.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала она случайному соседу и сделала попытку встать из-за стола. – Я тут лишняя…

– Это я – третий лишний, – поправил ее уязвленный в самое сердце сосед по столу. И, положив свою руку на дрожащую руку Настеньки, спросил с невыразимой печалью в голосе: – Если я завтра умру, вы придете ко мне на могилку? Она, увы, не придет! – Свободная правая рука Максима разлетелась в размашистом жесте и наградила сидящего рядом справа соседа легкой оплеухой.

– Дай хоть поесть и выпить, – буркнул получивший пощечину парень и нехотя стал подниматься из-за стола: он расценил поступок зарвавшегося соседа как приглашение к драке.

– Извини, я нечаянно, – поспешил успокоить его Максим, – тут очень тесно. – Драться со всей свадьбой ему сейчас почему-то не хотелось, но шанс умереть у него, конечно, появился.

– Простите, он не думал вас обидеть, – замолвила за милого незнакомца словечко Настенька, – он только хотел показать на эту куклу.

Сосед Максима окончательно успокоился и с удвоенным рвением принялся за напитки и закуски, расставленные на столе.

– Так вы придете на мою могилку? – повторил отверженный жених «куклы Оли». – У меня нет девушки и пролить слезу над бедной урной в данный момент некому…

– А почему вы решили умереть? – поинтересовалась Настенька и кивком головы поблагодарила тетку Николая, налившую ей и Максиму в фужеры шампанского. – Вас кто-то обидел?

Через минуту «брошенные» уже оживленно беседовали и время от времени чокались друг с другом и с соседями по столу звонкими бокалами из фальшивого хрусталя, а их кровоточащие раны медленно, но затягивались. И, наверное, они вскоре зажили бы совсем, если бы вдруг внезапно кто-то из сидящих рядом не резанул больно Настеньку, затянув дурным голосом и явно невпопад знаменитую песню:

Но безголосого певца моментально заглушили другой, более современной песней, и у бедной Настеньки вновь полегчало на душе. «Бог с ним, с Колькой… Нравится эта дура в марле, пусть с ней живет… А я себе другого найду, еще лучше!» Она посмотрела на Максима затуманенным взором и вдруг поняла, что искать ей уже никого не нужно.