Михаил Каришнев-Лубоцкий - Муж напрокат

У Александра Семеновича Пряникова было двое детей, жена учительница и пособие по безработице. Каждый раз, когда он получал эти деньги, Пряников умирал от стыда. Ему было стыдно за государство и родное демократическое правительство. А жена говорила, складывая жалкие купюры в свой кошелек:

– Разве на эти гроши можно жить? На них и умереть нельзя – гробы дороже!

Александр Семенович хотел устроиться «сидельцем» в коммерческий ларек, но супруга сама запретила ему совершить такой безрассудный поступок.

– Ты что, забыл про профессора Огонькова?! – сказала Мария Сергеевна после того, как муж поделился с ней своими грандиозными планами. – Олег Филимонович не тебе чета, тот еще прохвост, а чем дело кончилось? Столько ему убытков насчитали, что пришлось профессорскую квартиру продавать, в «хрущобы» переселяться!

– Но что же тогда делать?! – взвизгнул Пряников, услышав о запрещении начинать торговую карьеру. – Грузчик из меня точно не получится!

Мария Сергеевна скользнула взглядом по хрупкой фигурке супруга-интеллектуала и, несмотря на свою привычку постоянно оспаривать его высказывания, на этот раз безмолвно согласилась.

– Может быть, тебе нужно попробовать газеты продавать? – произнесла она не очень уверенным тоном. И тут же сама отреклась от этой идеи: – Ты не торговать будешь, а читать! И спорить с соседями по лотку о проблемах международного экономического кризиса!

– Мне хватит внутрироссийских… – хмуро буркнул Александр Семенович. Однако настаивать на реализации предложения жены не стал: торговать газетами с враждебной идеологией он просто бы не смог, а на демократической прессе больших денег не заработаешь.

– Вот что, – сказала вдруг Мария Сергеевна решительным голосом, – лучше я тебя самого продам! Вернее, сдам внаем, до лучших времен. Нужно же как-то выходить из трудного положения: дети есть просят и одежду новую!

Александр Семенович быстро-быстро заморгал глазами и плюхнулся в кресло.

– Как это – «сдам в наем»? Я что: гараж или квартира?

– Ты – мужчина приятной наружности. Интеллигент в четвертом поколении…

– В пятом, – поправил машинально Пряников супругу и вновь замолчал.

– Тем более. Такие еще котируются у женщин постбальзаковского возраста.

– Ты хочешь продать меня старухе?! – взвизгнул Александр Семенович и подпрыгнул в кресле чуть ли не на пол-метра вверх.

– От «женщины в возрасте» до «старухи» дистанция огромного размера, – строго осадила его Мария Сергеевна и обиженно повела плечами. – Надеюсь, ты сойдешь с этой дистанции на пол-пути…

– Что ты задумала, Манечка?! – всхлипнул Пряников, опадая обратно в кресло и жалобно поглядывая на свою решительную и властную «половину».

– Я тебе уже сказала: хочу сдать внаем! У меня есть на примете прекрасная кандидатура, осталось только позвонить и обо всем договориться.

– Ты мне нашла жену?! Ты сама нашла мне вторую жену?! Своими собственными руками?!

Мария Сергеевна недовольно поморщилась:

– Не жену, а друга. Женой у тебя по-прежнему останусь я.

Александр Семенович изумился еще больше:

– Ты отдаешь меня в любовники?! Другой женщине?! И это ради кучки несчастных купюр?!

– Не в любовники, а в друзья. И не ради кучки купюр, а ради приличной пачки денег. И хватит спорить! Завтра же я позвоню, и ты немедленно примешься за работу!

И, хлопнув дверью, Мария Сергеевна прошла из гостиной на кухню к детям.

Что имела в виду супруга, произнося слова «примешься за работу», Пряников так и не понял. Едва он заступил на «трудовую вахту», как ему запретили заниматься какой-либо деятельностью вообще. Все его попытки попробовать вымыть посуду, протереть пыль, приготовить завтрак или сходить в магазин за продуктами пресекались на корню самым жестоким образом.

– Я сама! – воркующим голоском произносила «хозяйка» Пряникова Нина Тиграновна и нежным, но решительным, движением правой руки отбирала у милого дружка терку, тряпку или авоську. – Отдыхайте, Александр Семенович, вы устали!

– Спасибо, но я уже отдохнул… Дайте я хоть мусор вынесу!

– Нет-нет, не беспокойтесь, я сама!

И Нина Тиграновна кидалась на кухню и через секунду, как вихрь, мчалась мимо изумленного Пряникова с ведерком в руках на лестничную клетку к мусоропроводу.

Сначала Александра Семеновича это раздражало, но потом он привык и ему даже стала нравиться такая ПОСТОЯННАЯ женская забота. «А ведь она – чудесная женщина! – думал Пряников, лениво ощупывая ворсистую поверхность подлокотников мягкого кресла, в котором он теперь обычно проводил долгие дни и вечера. – Если бы не густые черные усы и бородавка на носу – у нее от поклонников отбоя бы не было! А как она готовит!.. Манечка тоже прекрасный кулинар, но из чего ей готовить? И на что – на какие шиши? Ау Ниночки и зарплата побольше нашего совокупного дохода и кое-какие ценности от покойного мужа остались…»

Дойдя в раздумьях до бывшего супруга Нины Тиграновны, Александр Семенович каждый раз вздрагивал и открывал глаза. И тут же слышал воркующий голосок заботливой женщины (если она находилась в этот момент дома):

– Что-нибудь случилось, дорогой? Съешь, пожалуйста, тартинку, тебе полегчает!

Или, если она находилась в эту минуту на службе, в квартире вдруг раздавался телефонный звонок и все то же воркующее контральто тревожно спрашивало Александра Семеновича:

– Ты не проголодался, милый? Скушай бифштекс или ростбиф, а вечером я запеку тебе в духовке курочку!

Несмотря на такое отношение к своей скромной особе, Пряников через неделю заскучал. Он знал, что жене и детишкам перепали деньжата за его «подвиг», и они сейчас, как минимум, не бедствуют. Но жить вдали от них – квартира Нины Тиграновны находилась в диаметрально противоположном конце города – Пряников не мог. Когда он вспоминал о семилетней дочке Анечке и десятилетнем сыне Ванечке, то невольно давился тартинками и фейхоа, мартини и пивом «Афанасий», клубникой со сливками и сливками без клубники…

Через три недели райской жизни Пряников принял решение: или я удеру домой, или повешусь! Но дальше так жить нельзя! Придя к такому выводу, он уже спокойно взялся за отбивные котлетки и маринованных козявок, названия которых он никак не мог запомнить, хотя и спрашивал об этом неоднократно у Нины Тиграновны, и в два счета их прикончил. Расстраивать работодательницу ему вовсе не хотелось…

А когда истек месячный срок пребывания Пряникова в «золотой клетке», Александр Семенович подошел к Нине Тиграновне и, грохнувшись перед ней на колени, неумело поцеловал ее руку и жалобно пролепетал: