Людмила Леонидова - Абрикосовый мальчик

– Ну уж и прикид? – повторила Клавочка, пожав плечами.

Украшением ненарядной, с ее точки зрения, одежды служила только вышитая на кармане куртки розочка ярко-красного цвета. Пригладив жесткие, как у отца, волосы, девушка чмокнула Клаву в щеку и, пожелав ей не скучать, понеслась на тусовку.

Вечер в непривычном одиночестве для Клавы тянулся долго. После двух фильмов по телику Клавочка пошла к себе в комнату, решив, что Арсений Антонович, как всегда, заночует в институте. Надев ситцевую рубашку и умывшись, она свернулась калачиком и крепко уснула. Длинный, тревожный звонок в дверь поднял ее с постели ровно через час. Накинув халатик, она пошла открывать. На пороге стоял водитель и... Арсения Антоновича невозможно было узнать. Бледный, с отсутствующим взглядом, он буквально упал ей в руки.

– Прихворнул хозяин, принимайте и полечите. Я поехал, – сказал водитель и исчез.

– Вы кто? Где Любочка? – взглянув на нее помутневшим взором, пробормотал хозяин и отключился. Ей с трудом удалось снять с него одежду и уложить в постель.

В странном бреду академик будет несколько раз повторять свой навязчивый вопрос. И девушка неизменно будет ему объяснять:

– Я... я, Клава, помните меня?

– Я не помню, ничего не помню. – Хрипы вырывались из его груди.

«Господи, помоги мне!» – мысленно молилась Клавочка, по нескольку раз стаскивая с него мокрую до нитки пижаму, меняя на чистую, сухую, собственноручно отглаженную для любимого. Снадобья из травок, которые готовила для нее мама на случай болезни, пригодились. Она заваривала их и поила его с ложечки, приговаривая, как ребенку, что нужно потерпеть, все скоро пройдет, будет хорошо, он поправится. Жар нарастал, его трясло. Перепуганная и обессиленная девушка прикладывалась губами к его пылающему лбу, то и дело меняя холодные повязки, заглядывала ему в лицо, верила, что справится, что болезнь отступит, должна отступить, ведь с ним она! Клавочка так этого хотела, так жаждала, что болезнь отступила. К рассвету жар спал.

Он открыл глаза и улыбнулся, наконец-то узнав ее.

– Вы Клава? – спросил он.

– Да.

Он благодарно поцеловал ей ладошку. И все, что до этого она говорила его дочери, забылось. Забылось в одно мгновение. Что ей не нужна плотская любовь, что достаточно просто сидеть рядом и слушать стук сердца.

Стук сердца.

Она прижалась губами к его груди и обняла так, как можно обнять только очень любимого человека. Сильно-сильно, наделяя его своей энергией, передавая затаенные в годы ожидания чувства. Ей хотелось, чтобы он догадался, понял и ощутил то же. И он понял. Он обнял ее в ответ, и сотни ангелов подхватили их вместе и понесли. Они неслись туда, где не было никого, ни-ко-го. Только они вдвоем!

Мужчина обнимал юную девочку, чистую, с гладкой упругой кожей, с ямочками на руках, со счастливой и безмятежной улыбкой на пухлых губках. Обнимал бережно и нежно, отдавая ей всего себя, освобождая свою душу от разочарований неудавшейся любви.

И она в ответ ласкала его тело, так давно не ласканное никем, ласкала так страстно, так влюбленно, что он, даже сам не подозревавший в себе столько мужской силы, не мог остановиться. Они улетали далеко-далеко, откуда не хотелось возвращаться.

Там, где они побывали, было светло и чисто, там была только их любовь.

Обессиленные, они лежали рядом, и он гладил ее юное, никем до него не тронутое тело, до краев переполненное счастьем и частичками его самого.

– Девочка... – Его голос дрогнул, когда рука, скользнув между ее бедер, вынырнула с капельками алой крови. – Ты... ты... – На минуту замолчал. – Этим можно пожертвовать только ради очень-очень большой любви. – И нашел наконец нужные слова.

Она заплакала и, глотая слезы счастья, с силой выдохнула признание:

– Я люблю вас давным-давно, так сильно, что вы даже не можете себе представить, и хочу родить от вас ребенка.

Клавочка была весела, как никогда. Она летала по дому Царевых, словно на крыльях. Ей хотелось петь, играть на пианино, ей хотелось кричать и поделиться своим счастьем со всем миром. А нужно было совсем наоборот – молчать, хранить тайну, не выдать любимого. После той необыкновенной ночи Арсений – так он просил себя называть, но Клавочка все равно, даже в постели, обращалась к нему на вы – мучился чувством вины. И не потому, что он изменял хоть и не безгрешной, но жене, а из-за самой Клавочки. Так он говорил ей.

– У тебя все впереди, ты умная, способная и очень чувственная девочка. Я не нужен тебе.

Клава смотрела на него такими глазами, что он не мог выдержать.

– Ты придумала меня. Поверь, я совсем не такой. И я не могу оставить семью...

– Я не прошу. – Она закрывала ладошками его губы. – Мне не надо, только бы вы были рядом.

– Я не могу остаться с тобой совсем по другой причине, чем ты думаешь. Мне не простят. Ты ровесница моей дочери. У меня рухнет жизнь. Мне не дадут заниматься наукой, даже если Люба согласится на развод. Меня выгонят отовсюду. Ты будешь сама презирать меня.

– Молчите, молчите. – Клавочка сворачивалась калачиком возле любимого и смеялась счастливым смехом – в те редкие минуты счастья, когда они оставались одни.

Увлеченная собой, прима ничего не замечала. Домработница старалась изо всех сил трудиться в их доме, не помышляя о будущем.

В доме все шло своим чередом. Татьяна продолжала любить художника, Дана – бегать за своим парнем, доверяя Клавочке интимные тайны, о которых сама Клавочка теперь уже знала гораздо больше, чем ее юная подруга. Опыт сексуальной жизни взрослого мужчины передался ей сразу, с первой ночи. Потому что так чувствовать и любить больше не мог никто.

Роман, расправив плечи перед скоропалительной свадьбой, стал чувствовать себя более взрослым и внимательно приглядывался к молоденькой прислуге. Его будущая невеста ждала ребенка, и, ощущая себя полноценным мужчиной, однажды ночью он заявился в комнату к Клаве.

Он был немного навеселе.

– Ты что, пьяный? – совсем не испугавшись, спросила Клавочка.

– Ну, выпил, – чуть пошатнувшись, признался он.

– Для храбрости? – улыбнулась девушка.

Он протянул руку к ее груди.

В последнее время тело девушки будто бы налилось соками. Превратившись в желанную женщину, она словно подготовилась к следующему этапу, которого жаждала и ждала с нетерпением. Она мечтала о ребенке.

Арсений осторожничал.

– Зачем тебе ребенок? Он свяжет тебя по рукам и ногам. Ты не сможешь выйти замуж.

– Глупенький, – целуя волосы любимого, шептала она, – я никогда, никогда не выйду ни за кого. – Пользуясь своей женской силой и его мужской слабостью, она до конца не отпускала его. – Хочу тебя, – стонали ее губы, – пожалуйста, не уходи. Ну что тебе стоит?