Д'Арси Найленд - Ширали

- А ты вернешься?

- Конечно. Поторапливайся.

- Не хочу я идти, - сказала она. - Я хочу остаться тут с Десмондом и ловить рыбу.

Маколи взглянул на нее с любопытством, не понимая, шутит она или нет. Он увидел, что не шутит, и его это слегка задело. Он не ждал, что девочка отпустит его одного.

- Ты без свэга пойдешь, да? - сказал она, насупившись. Это было и утверждение, и вопрос, и Маколи тут же понял, что Пострел не так уж легковерна. Она смекнула, что, во-первых, отец не стал бы звать ее с собой, если бы замышлял какое-то предательство. Тогда бы он, наоборот, постарался оставить ее здесь, на берегу. И потом: пока вещи при ней, он никуда не убежит.

Зато у самого Маколи душа не лежала оставлять ее здесь.

- Пошли-ка лучше, - сказал он.

- Нет, я хочу остаться.

- Ты можешь спокойно оставить ее на меня, - вмешался Десмонд, на миг вынырнув из глубин самосозерцания. - Ей тут будет хорошо. Ты ведь скоро вернешься и тому подобное, а?

- Пап, ну можно? - взмолилась Пострел.

Маколи минут пять раздумывал прежде чем согласиться.

В городе его начали одолевать сомнения. Правильно ли он поступил, разрешив девочке остаться; он вовсе не был в этом уверен. Он заглянул в два пансиона; в обоих не оказалось мест, но какой-то прохожий дал ему адрес вдовы, которая брала по временам постояльцев. Маколи зашел и к вдове, где узнал, что ей все время нездоровится; что у ее брата нелады с женой; сестра недавно вышла замуж, хотя ей шестьдесят; сын убит на войне; бобы в этом году, считай, пропали: сил не хватило уберечь их от заморозков. Прекрасно сознавая, что отдает себя во власть Десмонда в Юбке, Маколи упросил вдову сдать ему две смежные комнаты и договорился переехать назавтра вечером. Уходя, он невольно заметил, как заблестел и оживился взгляд вдовы: приход Маколи несомненно был событием в монотонном течении ее жизни.

Теперь ему оставалось только купить еду. Завернуть по дороге в две лавки, которые он уже приметил раньше, и можно возвращаться. Беда свалилась на него нежданно-негаданно. Он не напрашивался на нее. Он просто влип. Все началось с того, что проходя мимо пивной, он услышал крики, оглушительный шум голосов. Затем из двери вывалилась клубком какая-то компания и в пылу драки сбила Маколи с ног. Он еле выбрался из этой свалки - его пинали и лягали. Драчунов было трое; хрипя и рыча, они свирепо обменивались ударами - двое против одного.

Маколи, выступая в роли миротворца, сгреб за шиворот самого крупного из них, повернул его лицом к себе и крепко надавил на бицепсы. Пьяный, злобно ругаясь, вырывался и норовил лягнуть Маколи в голень.

А мгновение спустя кто-то обхватил Маколи сзади и рывком заломил ему правую руку вверх. Он мгновенно обернулся: три… четыре полисмена, хмурые, не склонные шутить, причем двое вооружены дубинками. Изумленный Маколи стал было протестовать, но в ответ ему только еще сильнее заломили вверх руку.

В участке Маколи стал орать на сержанта.

- Что за чертовня? Что вы мне шьете? В драке я не участвовал. Наоборот, я разнимал их. Вот хоть его спросите. - Он повернулся к верзиле, которого вытащил из свалки. - Скажи ему.

- А, пошел ты!…

Пьяный лишь головой мотнул и сморщился. Маколи, вспыхнув, замахнулся, но удержался - не ударил. Он опять повернулся к сержанту:

- Послушай, начальник, спроси хоть десять прохожих, все скажут, что я ни при чем. Хочешь, дыхну? Я не пил даже лимонаду. Я и в пивной то этой не был.

- Всех запереть, - сказал сержант.

- Но послушай же, - не унимался Маколи. - У меня ребенок…

- Это ты слушай меня, - оборвал его сержант. - Пока тебя задержали за пьяную драку. А не заткнешься, будет и похуже. Всех запереть.

Возмущаясь этой явной несправедливостью, тревожась за Пострела, Маколи должен был признать всю бесполезность дальнейших споров. Он был так же трезв, как сам сержант, это и слепой бы заметил. Но раз уж они его замели, то не выпустят; неохота признавать свою ошибку. Теперь они будут стоять на своем. И этот с полосатыми погонами. И тот недоносок, что ломал ему руку, остролицый, с восковой кожей. Им-то некуда спешить.

Всех четверых затолкали в одну камеру. Маколи не двигался с места, вцепившись в решетку. Остальные, ворча и бубня что-то под нос, разбрелись по углам. Один из тех двух пьяниц, что тузили третьего, стал у него выяснять, в чем, собственно, было дело, чего они не поделили; тот сказал: пес его знает - в чем; похоже, что они подрались просто сдуру.

Потом этот третий нетвердой походкой подошел к Маколи.

- Лопух же ты, приятель, - сказал он, помолчав.

- Я? - рявкнул Маколи.

- Да не серчай ты, не серчай ты, друг.

- Пошел вон.

- В драку полез, - сказал тот со скорбным вздохом. - Ну, куда это годится? Я вот, например, никогда не лезу в драку. Мой тебе совет.,.

- Катись к чертовой матери. Понял?

- Ладно, ладно. - Тот отошел. - А вообще-то, спасибо, друг.

Вскоре все они уже храпели; не спал лишь Маколи. Он отошел от решетки. Стал бродить по камере, судорожно стискивая руки. Холодный блеск не угасал в его глазах. Они сверкали, как у хищной птицы.

В темноте не поймешь, сколько времени прошло. Темнота неподвижна.

В четыре… камеру откроют в четыре. Если решат, что он не пьян, значит - не пьян. Дичь какая-то - хоть бы уж под залог отпустили.

Гнев утихал, вытесняемый чувством тревоги, она становилась все мучительнее, все сильней; страшные картины рисовало ему воображение. Вот ее ботиночек плывет по воде; из-под наспех насыпанной груды земли торчит край ее платья; огонь бушует, а тот чокнутый старый бродяга все подваливает да подваливает в него хворост.

Маколи уцепился за решетку и начал трясти дверь. Тряс, тряс - никто не появился.

Его замутило от страха. Он тяжело дышал. Он чувствовал такое напряжение, что казалось, еще немного и у него хрустнут кости. Повалить бы эти стены, как картонные, и вырваться на волю.

Хоть бы знать, кто он такой, этот старик. Что он прячет за своей терпеливостью и россказнями, которыми так приманил к себе наивного ребенка? Может быть, все это игра? Может, за маской безобидного простодушия прячется зверь, - моложе и сильнее, чем кажется, зверь коварный, опасный?

Но и без этого все скверно. Достаточно, что он такой, какой он есть. Вполне достаточно.

Дверь приоткрылась, темноту прорезал свет. Маколи выпустили, он рванулся, словно тигр из клетки. Его еще помытарили, заставив, как положено, заплатить по счету, вернули вещи. Потом заявили, что ему повезло. Он выбежал из участка и, не останавливаясь, помчался по дороге, все больше удаляясь от городских огней; он несся что было сил, подгоняемый тревогой. Но вот, леденея от ужаса, он, наконец, добежал. Горел всего один костер. Маколи все бежал, пока не ворвался в освещенный огнем костра круг; там он замер, пристально вглядываяь.