Киаран Карсон - Чай из трилистника

Дом сияющего света — это монастырь Райхенау, молитвенный коврик — его святилище; либо так, либо это мавританский коврик. Змеи — отпрыски дьявола, который пытается закрыть доступ в дом молитвы; либо так, либо это мавританские мечи. Пирмин — это Витгенштейн, бегущий от войны и нашедший пристанище под стенами Монте-Кассино, чьи окна всегда ярко освещены; либо так, либо Пирмин — это св. Патрик.

Это необычайно интересно, сказал Витгенштейн, прошу вас, продолжайте. Я ответил, что этим мое толкование ограничивается. Тогда, предложил Витгенштейн, позвольте пересказать вам сходное сновидение, которое могло бы пролить некоторый свет на тему нашей беседы. В начале декабря 1920 года точную дату я не вспомню, так что, пожалуйста, не спрашивайте — мне приснилось, что я священник. В передней моего дома помещался алтарь, справа от алтаря начиналась лестница. Это была внушительная лестница, покрытая дорожкой цвета венецианского кармина, крови Иоанна Крестителя, весьма похожая на ту, что была в моем прежнем доме, Палэ-Витгенштейн на венской Аллеегассе. У подножия алтаря, частично покрывая его, лежал восточный ковер. Еще несколько предметов и регалий культа помещались на алтаре и рядом. Одним из них был жезл из благородного металла.

Здесь Витгенштейн сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.

Но произошло ограбление, продолжил Витгенштейн. Слева вошел вор и украл жезл. О происшедшем пришлось сообщить в полицию, оттуда прислали своего сотрудника, который попросил описать жезл. В частности, из какого он металла? Я не мог ответить; я не мог даже сказать, был ли он серебряный или золотой. Тогда полицейский поинтересовался, существовал ли жезл вообще. Тут я начал осматривать прочие части оформления алтаря и заметил, что ковер это молитвенный коврик. Мое внимание привлекла кайма коврика. Она была того оттенка голубого, что известен у колористов как "небесная твердь", и резко контрастировал с пунцовым, прекрасного вермильонного цвета, центром. Чем дольше я взирал на коврик, тем сильнее он светился и притягивал меня. Не помню, тогда я проснулся или нет. Что, по-вашему, закончил Витгенштейн, означает этот сон?

Я ответил, что, по моим сведениям, ковер иногда интерпретируется как символический образ сада, потому что в его узорах можно увидеть существующие или мифические цветы, деревья, животных и птиц, и, поскольку при таком материале копия не слишком реалистична, условные черты, изображаемые ковром, принадлежат саду души. Что касается жезла, то мне не хотелось указывать на явную параллель с жезлом Моисея, который превращался из жезла в змея и из змея — в жезл; вообще-то, это вполне мог быть и садовый инструмент. Я напомнил Витгенштейну, что эмблемой св. Фиакра, покровителя садовников, а также извозчиков, является посох или жезл, которым он чудесным образом вспахал земли больше, чем смог бы при помощи лошади и плуга.

Кроме того, жезл вполне может оказаться и посохом пилигрима, ведь Фиакр — один из многих ирландских святых, которых странствия забрасывали во все уголки Европы; в особенности думается мне о св. Галле — покровителе птиц, часов с кукушкой и Швейцарии, — изгнавшем из одной девушки злого духа, который вылетел у нее изо рта в виде черного дрозда. Не обошел я вниманием и Димпну, святую-покровительницу одержимых бесами, ведь в тот день, 15 мая, был ее праздник. Что касается Витгенштейна, то его тоже можно было назвать пилигримом; изгнанником он был наверняка.

Витгенштейн задумчиво кивнул. Вы правы, сказал он, порой у меня возникало желание не принадлежать ни к одной из наций. И бывали моменты, когда я чувствовал, что вот-вот сойду с ума. Возможно, вы не удивитесь, если я скажу, что мне довелось посадовничать и в городке Гел, где, как вам известно, расположен храм Св. Димпны с ее мощами. Меня весьма интересовал гельский метод культивации трав, который играет там важную роль в процессе лечения душевнобольных. Более того, мне хотелось изучить систему администрирования, которая почти или даже вовсе не ограничивает свободы своих подопечных, полагаясь вместо этого на невидимые узы человеческого общества. Я пробыл в Геле всего день или два, когда, прогуливаясь с одним из врачей, повстречал на обычной дороге некогда опасного маньяка, жившего в коттедже неподалеку, и он нес на руках ребенка, словно заправская няня. Было видно, со сколь великой заботой исполняет он свои бескровные обязанности, а доктор заметил, что подобные занятия доставляют этому умалишенному несравненное наслаждение.

Сходным же образом наблюдал я, как другие мужчины и женщины радостно прядут, ткут или вяжут у камина, дружелюбно общаясь с хозяевами, либо выпивают, покуривая, в гельских кабачках, так что мне порой приходилось осведомляться, кто из них с диагнозом, а кто здоров.

Позвольте поделиться с вами некоторыми из своих дальнейших впечатлений от пребывания в Геле.

Как вам известно, говорил Витгенштейн, жители Гела на протяжении столетий как родных принимали под свой кров тех, кто пришел к ним за помощью. Эти отношения получили официальный статус по Законодательному Акту от 18 июня 18 50 года, дня поминовения мучеников-близнецов Марка и Марцеллиана, и, так уж совпало, годовщины битвы при Ватерлоо. По этому закону каждый дом, где размещаются двое и более сумасшедших, считался психиатрическим учреждением. Такая схема работает на благо всех вовлеченных. Кемпенланд, где расположен Гел, был ранее столь удаленным и мрачным районом, состоявшим по большей части из диких топей и дремучих сосновых чащ, что его прозвали Нидерландской Сибирью.

Сейчас, проезжая из Херенталса в Гел, просто невозможно не подивиться аккуратно подстриженным шпалерам по сторонам шоссе. Белые коттеджи под рыжими черепичными крышами так и светятся под ласковым солнцем среди поспевающей пшеницы, овса, свеклы, брюквы, картофеля и гороха. От рассвета до напоенного росой заката движущиеся человеческие фигурки всех возрастов и обоего пола на опрятных своих полях укрепляют неустанный промысел кемпенландцев, которые приписывают сие преображение ландшафта примеру вверенных их заботам умалишенных. Эти чада Божьи, говорят они, получив относительную свободу, научили их ценить свежий воздух, ощущение земли между пальцами и чудо вырастающей жизни.

Нрава жители Гела мягкого и ровного. Они принимают людей такими, какие они есть, поскольку навидались всякого их поведения. Они любят слушать истории и играть музыку и охотно подхватывают игру в «понарошку»; многие из их питомцев — одаренные представители этих искусств. Я лично наблюдал, как мнимый Наполеон — некий коротышка — в огороженном саду, примыкавшем к дому, где он разместился, драл глотку, обращаясь к войскам, которые, по сто мнению, проходили смотр, отдавая приказы маршалу А, генералу Б и т. п. выполнять маневры сообразно имперской воле. Через несколько минут на сцене появилась группа детей, вооруженных швабрами и тростями. Взор императора вспыхнул, и поход продолжался таким образом еще не один час и закончился только тогда, когда император скомандовал одному из своих маленьких подчиненных проводить его в шатер, поскольку на один день с него довольно сражений.