Киаран Карсон - Чай из трилистника

Годы спустя мне предстояло наткнуться на следующие заметки философа Людвига Витгенштейна:

"На фотографии (не цветной) я увидел белокурого мальчика с зализанными назад волосами, в грязном светлом пиджаке, и темноволосого мужчину перед каким-то станком вроде токарного, состоявшим частью из выкрашенного в черный литья, частью из полированных, блестящих осей, рычагов и т. п., и рядом — сетку из легкой оцинкованной проволоки. Я воспринимал изогнутые металлические поверхности как железные, волосы мальчика — светло-русые, литье — черное, сетку — цинкового цвета, невзирая на то, что всё было представлено более или менее темными тонами фотографической бумаги".

Излюбленным развлечением Витгенштейна были походы в кино, "на картины", по его собственному выражению. Особенно ему нравились вестерны и мюзиклы. Любимыми звездами у него были Кармен Миранда и Бетти Хаттон. Британские фильмы он терпеть не мог, заявляя, что реальность изображена в них неубедительно. С другой стороны, Голливуд — "вот это стоящее дело".

Портрет дочери у Селестина вышел неточным: зубы Береники были ослепительные, жемчужно-белые, что подчеркивалось, как мне казалось, легкой шепелявостью. Познакомившись с ней, я стал думать, что она мне нравится. Во многих отношениях она походила на мальчика, а в ее коллекции марок насчитывалось немало замечательных экземпляров — в особенности запомнился полный комплект, включая типографские вариации, первых "Ирландских временных" выпуском, состоявших из перепечаток британских марок, а также " Святой год", раритетный брак от 18 сентября 1933 года, где поклонение волхвов оттиснуто вверх ногами.

Под ней Береника написала старательным курсивным рондо: "Праздник св. Джузеппе Купертинского, святого-покровителя воздушных перелетов, дн. 18 сентября 1663 г. AMDG[7]". Да, этот святой был весьма популярен и те дни: авиаперелеты как раз становились доступными рядовому человеку — по крайней мере, из средних классов, — а многие верующие были хорошо знакомы с преданиями о "летающем монахе". Отец святого Джузеппе был плотник, по имени также Джузеппе, но бедный настолько, что Джузеппе-младший родился в яслях под скатом крыши, потому что сам дом был конфискован королевскими приставами.

В детстве Джузеппе прославился своей рассеянностью и инертностью. Его частенько видели на перекрестках с отвисшей челюстью, за что он получил прозвище «Боккаперта», то есть «Раззява». Единственной посильной для него работой было подметать улицу перед местной таверной, посетители которой, случалось, баловали его нечаянной монеткой. Тем не менее его жизни предстояло стать долгой чередой экстатических и сверхъестественных происшествий, по своему масштабу не сравнимой ни с одним из правдоподобных житий всех прочих святых.

Несмотря на очевидное тупоумие, Джузеппе отличался удивительной набожностью. Нередко его можно было заметить в обществе священнослужителей, которые терпели его как простодушного. Спустя несколько лет они из жалости допустили его к экзамену на священство. Чудесным образом ему достался единственный текст, который он умел читать. Дальше его карьера пошла огромными скачками. За семнадцать лет пребывания Джузеппе во францисканской обители в Гротелле было засвидетельствовано и документально зафиксировано людьми непререкаемого здравомыслия свыше семидесяти его левитации. В одном из случаев монахи сооружали голгофское распятие. Срединный из трех крестов имел тридцать шесть футов в высоту и соответствующий вес: чтобы поднять его, требовались усилия десятерых мужчин. Св. Джузеппе, как сообщается, с необыкновенной быстротой пролетел семьдесят ярдов, отделявших его от креста, подхватил его, будто соломинку, и водрузил на место.

В конце концов его жизнь настолько переполнилась подобными, смущающими душу явлениями, что церковные власти почувствовали необходимость его изолировать. Неаполитанские инквизиторы обвинили Джузеппе в том, что он " увлекает за собой толпу, словно новый Мессия". Вдобавок к левитации, он был подвержен экстатическим припадкам, из которых его невозможно было вывести ни битьем, ни прижиганием свечой, ни уколами булавкой. Неизлечимо сверхчувствительный к религии, он на тридцать пять лет был отлучен от прилюдного служения мессы, пения в хоре, совместной трапезы с братией и отправления любых публичных обязанностей. Впоследствии он сменил несколько всё более глухих и отдаленных мест заточения. Брошенный людьми, но ежедневно посещаемый Богом, 10 августа 1663 года, в день св. Лаврентия, принявшего мученическую смерть на раскаленной решетке, Джузеппе Купертинский занемог. 15 августа, в праздник Вознесения Богородицы, Джузеппе собрал силы для последней, недолгой левитации. Он умер 18 сентября, отвергнутый иерархами и почитаемый народом.

Как мне описать Беренику в те годы? Фотография — лишь одно из обличий. Я помню ее, к примеру, в юбке, из темной шотландки, до колен, которая идет к ее темным, подстриженным "под Клеопатру" волосам и глазам цвета травы. Поверх кремовой вышитой блузки на ней надета бутылочно-зеленая шерстяная кофточка, из магазина, потому что мать, которая сама бы ее связала, умерла несколькими годами раньше.

Ногти у нее обгрызены. Большой и указательный пальцы левой руки вымазаны фиолетовыми чернилами, а на правом запястье нарисованы фиолетовые часики. Без десяти два. На правом колене струп, память о падении недельной давности, когда она споткнулась по пути на утреннюю мессу, потому что надела новые лакированные туфли с ремешком и низким каблуком — они и сейчас на ней, — и скользкие подошвы еще не зашершавились; теперь носки уже слегка ободраны. Уши у нее проколоты: я вижу крошечные мягкие дырочки в мочках; сегодня сережек на ней нет.

Я запомнил эти подробности потому, что накануне вечером читал рассказ о Шерлоке Холмсе под названием "Картонная коробка". Если сюжет вам знаком, то вы помните, что в коробке (желтой, из-под паточного, или нектарного, табака) обнаружились два отрезанных уха, одно из которых — мужское — было проколото. Более того, коробка была отправлена из Белфаста, города, в котором я жил, что придавало событиям рассказа еще большую реалистичность. Поэтому в тот день я поневоле сосредоточил внимание на ушах Береники, и, рисуя их в своем воображении, и по инерции вижу и остальное.

Как неустанно повторяет Холмс, идеальный мыслитель, всесторонне изучив один-единственный факт, способен воспроизвести не только цепочку событий, которые ему предшествовали, но также и все последствия, к которым он приведет. Подобно тому, как Кювье мог по одной кости верно описать всё животное, внимательный наблюдатель, глубоко осмысливший одно звено в череде эпизодов, будет в состоянии в точности определить все остальные, как до него, так и после.