Михаил Лифшиц - Любовь к родителям

Как раз в это время подходила 25-летняя годовщина свадьбы моих родителей. Годовщины свадьбы у нас в семье упоминались, но отдельно не отмечались. А тут я начал носиться с идеей отметить "серебряную свадьбу" широко и увлек ей виновников торжества. Сам я решил подарить им золотые обручальные кольца, которых у родителей никогда не было. Это мое решение было ценно тоже только как хорошая идея, потому что денег никаких от меня не требовалось – я отдавал стипендию и то, что получал "по науке", маме, а так не отдал и купил на "научные деньги" кольца. Я был очень удивлен, но моим родителям кольца понравились, и они их долго носили. "Серебряная свадьба" прошла великолепно. Как всегда у нас на праздниках, был прекрасный домашний стол, праздничная газета, стихи и подарки. В гости пришла Елизавета Ауэрбах, хорошо знакомая с мамой. Елизавета Борисовна была в ударе, и гости катались со смеху.

Впервые я привел на семейное мероприятие свою Катю в качестве "Сережиной девушки".

Должен сказать, что мы с Катей отметили свой «серебряный» юбилей значительно скромнее – мы просто пошли в ресторан.

Поздравила нас одна мама и подарила шесть ложечек из нержавейки, сказав зачем-то, что они мельхиоровые. Но этот юбилей был через много лет.

Эта история посвящена моим отношениям с родителями, поэтому не буду подробно рассказывать про наш роман с Катей. Учились мы в одной институтской группе. Она лучше успевала по физкультуре, а я по всем остальным предметам. Всего у нас в группе было семь девочек, нормальных – две, остальные – с отклонениями в какую-нибудь сторону. Вот я этих двух и смешил в перерывах между лекциями. Катя так заливисто смеялась моим шуткам и так широко при этом открывала рот с великолепными зубами, что не могла не обратить на себя мое внимание. Она же говорила, что полюбила меня, еще не видя, как только прочитала фамилию Фарбер в списке группы. Таких фамилий она раньше не встречала, поскольку была православно-рабоче-крестьянского происхождения и выросла в таком же окружении.

Роман развивался медленно, но в середине пятого курса, через месяц или два после "серебряной свадьбы" моих родителей, стало ясно, что нужно нам пожениться, поскольку были мы слегка беременны. Родителей эта новость повергла в шок. Они говорили, что я поступаю с ними непорядочно, так как они собирались вздохнуть немножко, когда я начну работать, а тут, наоборот, новые расходы. Отец спрашивал меня, не хочет ли Катя избавиться от ребенка – это позволило бы спокойно во всем разобраться. Мама говорила, что мне с моими легкими нужно съездить летом в Крым, а в моем новом положении это будет трудно осуществить.

Жениться мне и самому не очень-то хотелось, но перспектива стать подлецом, причем настоящим, классическим, а не мифическим, каким я постоянно выглядел в речах отца, меня никак не устраивала.

Тогда родители решили надавить на Катю. Меня послали заранее купить билеты в кинотеатр «Художественный», и я с билетами ждал всех троих – родителей и Катю – у входа. Приезжают только родители, без Кати. Где, что? Уехала домой рассерженная, сказала, что ничего не надо и ничего не будет.

Поехал я к Катьке домой в ближнее Подмосковье, куда ездить терпеть не мог. Нашел Катю, слава Богу, ничего она не успела предпринять, а в последующие 25 лет уже без меня ничего и не предпринимала.

Мы подали заявление в ЗАГС, а потом мое семейство поехало знакомиться с Катиной родней. После этого знакомства отец сказал маме, что дело ее жизни – расстроить этот брак. Родители Кати, действительно, производили на свежего интеллигентного человека жуткое впечатление – их как будто только вчера вывезли из допетровской деревни. Теща говорила: «ета», "сурна", «анчутка» и все время подхихикивала от смущения, а тесть мгновенно надирался и вещал не поймешь что. Кроме того, родителям стало ясно, что неотвратимы траты на свадьбу, на поездку в Крым вдвоем, на которой они настаивали, но не ясно, ради кого им предстоит раскошелиться.

Свадьбу все-таки сыграли, хоть против воли родителей, но за их счет. Мама умудрилась в большой комнате нашей квартиры разместить 42 человека, а маленькую целиком отвести под танцы. Свои ощущения этого периода я помню как постоянную стесненность, боялся, что не хватит денег то на одно, то на другое, стыдно было перед родителями, что я их так нагрузил и разорил.

Я старался искупить свою вину: бегал, устраивал, разбирал скамейки после свадьбы, что молодому делать не полагалось. Первые полтора месяца мы прожили с родителями, потом уехали в Крым. Когда вернулись, поселились в снятой у маминой подруги комнате в Козицком переулке и поступили на работу – я в свой "почтовый ящик", Катя – в свой.

Я искал подработку и нашел место разнорабочего на заводе "Красный металлист". Оформили меня упрощенно, по одному только паспорту, никаких справок на совместительство брать не пришлось. Антенная работа вредная, рабочий день сокращенный и я, закончив в своем КБ, всего на час опаздывал к началу второй смены на заводе. Мастеров это устраивало.

Отношения с родителями ограничивались моими ежедневными звонками, они от нас отдыхали.

Как-то мама сказала, чтобы я приехал вечером домой. Это был конец августа. Катя уехала к своим на дачу («в сад» – так это называлось у Катиной родни). Отец с братом были на казенной редакционной даче. В общем, мы были с мамой вдвоем. Мама меня накормила и начала разговор.

– На что вы будете жить, когда появится ребенок? На что вы рассчитываете?

– Мама, мы же работаем. Я нашел себе подработку. Кате дадут декретные деньги.

– Это все не те деньги. Подработку придется бросить, когда появится ребенок. На твои 100 рублей прожить нельзя. На кого вы рассчитываете?

– Мама, но 100 рублей же не вечно, у меня хорошо идут дела на работе, я перспективный, буду расти… – отвечал я, так и не понимая, чего хотела мама.

– Это не ответ, – продолжала мама, с несвойственной ей монотонной настойчивостью. – Я говорю не о перспективе, а о том, что будет сейчас, в ближайшие месяцы. У тебя маленькая зарплата, Катя работать не будет. На кого вы рассчитываете?

Какой бы источник дохода я ни называл, мама тут же отметала его, как несостоятельный, и снова повторяла: "На кого вы рассчитываете?" Она ждала ответа: "Рассчитываю на вас", чтобы сказать: "Папа велел тебе передать, чтобы ты на наши деньги не рассчитывал". Для этого меня и позвали. Но мама так и не решилась произнести приготовленную фразу.

В эту ночь я горько плакал последний раз в жизни. Лежал в маленькой, бывшей нашей с Алешей, комнате, ронял слезы и сопли и подвывал как ребенок, а потом заснул…

Кате надоело сидеть без дела, и она решила помыть окно. Катя поднялась на цыпочки на широком подоконнике, и у нее заболело внизу живота. Она немножко посидела, но боль не проходила. Тогда она позвонила маме, узнать, что можно принять от этой боли. Моя мама объяснила моей жене, что нужно готовиться ехать в роддом. В этот же день Катя родила мне сына Павлика.