Владимир Козлов - СССР: Дневник пацана с окраины

– Шеф, давай останови! – крикнул Роговец шоферу. «Пазик» съехал на обочину. – А теперь, пацаны, выйдите, сходите в туалет, хорошо? Дорога еще длинная, больше останавливаться не будем.

Пацаны вышли из автобуса. Я остался сидеть.

– А ты? – спросил Роговец.

– А я не хочу…

– Что значит – не хочу? Ты мне здесь под придурка не играй. Давай выйди, воздухом подыши… – Он подтолкнул меня к выходу.

– Ты что, малый, вообще не просекаешь? – сказал мне Пика. Он прикурил, спрятал в карман пачку «Столичных» и спички. – Мужикам надо бухнуть, а они ж при тебе не будут…

Мы обошли автобус. Куцый выводил пальцем на его грязной заднице: «ГорСЮТ – чемпион». Остальные сцали в придорожных кустах.

– Ты на халяву занял первое место, – сказал Куцый. – У тебя машина была самая простая. Роговец ее знаешь как называл? «Ваня-дурачок, щелкни тумблер»…

Я со всей силы дал Куцему в нос кулаком. Он зашатался, отступил к автобусу. Я ударил еще раз – ногой по яйцам. Куцый согнулся, заплакал.

– Секаните, малый Куцему дал! – Пика сунул мне руку. – Держи пять!

Куцый выпрямился, вытер сопли рукавом. По шоссе проехал новый «МАЗ» с полуприцепом «Совтрансавто». За ним – милицейская «Волга» и черная «Чайка».

– Слюньков, что ли, приехал из Минска? – сказал Пика. – Вот пидарас.

Мы подошли к кладбищу. Забора вокруг него не было. За деревьями торчали железные ограды и кресты.

– Вон тот дом когда-то был наш. – Бабушка показала на крайний деревни. До нее было метров пятьсот. – Мы в нем жили, пока папу не раскулачили…

– А кто сейчас там живет? – спросила Наташа.

– Не знаю. Люди какие-то. Мне нет до этого дела.

– И ты не пыталась ничего сделать? Ну, чтобы вернуть?

– А зачем? Мы свой дом построили после войны… Деду как участнику войны дали сруб…

Бабушка три раза покатала по могиле красное яйцо с пасхи. Она сама красила яйца луковой кожурой. Почти на каждой могиле сидели люди – сегодня была Радуница.

– Спи спокойно, Васенька, пусть земля тебе будет пухом, – сказала бабушка и заплакала. Мама обняла ее за плечи.

Я, мама, папа и Наташа присели на корточки вокруг дедушкиной могилы. Бабушка постелила на могилу газету и стала выкладывать еду на тарелки. Папа открыл бутылку водки и лимонад.

– Ну, помянем, – сказала бабушка.

Мы выпили: папа и бабушка – водку, остальные – лимонад. Я взял кусок толстого блина с маслом, начал жевать.

К ограде подошел пьяный дядька, посмотрел на бабушку.

– Здрасьте, Ивановна!

– Здравствуйте, – ответила бабушка и отвернулась.

Дядька постоял и отошел.

– Пьяница местный, – сказала бабушка. – Хотел, чтобы рюмку налили.

За оградой соседней могилы стоял стол, за ним сидели человек двадцать. Какой-то дядька запел:

Летят утки И два гуся…

– Ты что, Семен, охерел – на могиле петь? – перебил его кто-то. Дядька замолчал.

– Все, приготовились! – закричал военрук. – Сейчас колонна тронется.

Впереди зашевелились колонны других школ. Наш военрук подошел к военруку двадцать восьмой – тоже майору, но не танковых войск, а артиллерии. Они что-то сказали друг другу, наш военрук вернулся.

– Отставить! – крикнул он. – Выступаем через десять минут. Торжественный митинг еще не кончился.

Мы стояли рядом с площадью Ленина, напротив магазина «Дары природы» – пацаны из шестых и седьмых классов всех школ района. Мы три раза приезжали сюда перед Девятым мая репетировать. Сначала военрук говорил, что нам выдадут специальную форму и флажки «40 лет Победы», но потом про это больше не вспоминали. Сказали прийти в школьных костюмах, белых рубашках и черных ботинках – любых, но обязательно черных.

Кузьменок повернулся спиной к Кириллову, почти к нему прислонился, стукнул его локтем в живот. Кириллов присел, заплакал, выбежал из колонны.

– Что это такое? – крикнул военрук. – В чем дело? Куда его черт понес? Ну-ка быстро догнать! Только не все, нет, три человека достаточно…

Кузьменок, Николаев и Стрельченко догнали Кириллова у входа в «Дары природы», схватили его за пиджак. Он сопротивлялся, Кузьменок пару раз несильно дал ему в живот. Пацаны из разных школ повернулись и смотрели.

– Ведите его сюда! – крикнул военрук.

Кириллова подвели. От плача лицо его покраснело.

– Что случилось? Ты можешь мне объяснить, что случилось? – спросил военрук и поправил очки на носу.

Кириллов молчал.

– Ну-ка быстро в строй, и еще раз случится подобное – получишь «неуд» по поведению за год. Ты понял?

Кириллов кивнул. Кузьменок ткнул его в бок кулаком.

Впереди кто-то крикнул:

– Все, готовьтесь!

– Все быстро построились! – сказал военрук. – Приготовились! – Колонна двадцать восьмой уже двинулась вперед. – Шагом марш!

Мы вышли на площадь. По обе стороны стояли, взявшись за руки, девки из нашей и других школ – в белых передниках, с цветами. На трибуне были ветераны – в военном и штатском, с орденами и медалями. Чей-то голос говорил в микрофон:

– Сегодня, в этот особенный день для всего нашего народа – в сороковую годовщину Победы в Великой Отечественной войне, – мы можем с уверенностью сказать ветеранам: у вас есть надежная смена. Мы видим колонну учащихся школ Центрального района, которые пришли сегодня сюда, чтобы отдать дань памяти всем погибшим на войне и поприветствовать ветеранов. Они говорят спасибо всем, кто своим героизмом на фронте и напряженной работой в тылу приблизил этот день – День Победы!

Колонна повернула на Первомайскую и остановилась.

– Все, ваше задание выполнено, – сказал военрук. – Можете отправляться домой, но не спеша, соблюдая дисциплину…

Его уже никто не слушал. Пацаны из колонн разбегались кто куда. Мелькали синие костюмы, белые рубашки и красные галстуки.

Ласточки визжали, летая над двором. За окном кухни шевелились ветки каштана со свежими зелеными листьями. По дорожке вдоль дома ехала «инвалидка» Сергеева из второго подъезда. На войне ему отняли ногу, и он ходил на протезе, опираясь на трость. Каждый год Девятого мая он надевал военную форму с медалями и орденом Красной Звезды.

Я достал из холодильника бутылку сливок, продавил большим пальцем желтую фольгу, снял ее, налил сливок в стакан. Открыл буфет, вынул начатую пачку печенья «К чаю» и банку клубничного варенья – мама сварила его в том году из ягод с бабушкиного огорода.

В прихожей щелкнул замок. Наташа сказала кому-то:

– Заходи. Родителей дома нет, только брат.

Она выглянула из прихожей.

– Привет.

– Привет, – ответил я, жуя печенье.

С Наташей был пацан. Я знал его наглядно. Он тоже учился в семнадцатой – закончил год или два назад.

Он кивнул мне.

– Привет. Меня зовут Леша.