Владимир Козлов - СССР: Дневник пацана с окраины

– Да я ее мало слушал. Только в школе на пении, но там неинтересно было…

– Мне тоже в школе не нравилось. Потом только, в музыкальной…

– Ну, я, наверно, пойду… Мама вообще-то за почтой послала… А давай вечером съездим в город, погуляем…

– Нет, сегодня я не могу. Сегодня приходит тети Светина коллега по работе, с дочкой. Давай завтра.

– Хорошо, завтра… Правда, завтра моя сестра выходит замуж… Но это днем, а в ресторан я не иду. Туда не пускают до двадцати одного года…

Женя надевал кольцо Наташе на палец. У него не получалось, и она помогла ему другой рукой, потом надела кольцо ему. Тетка из загса, с красной лентой через плечо, улыбнулась до ушей. Наташа и Женя поцеловались. Фотограф – пузатый и лысый, с «Киевом-4» – щелкнул, блеснула вспышка. Мне фотографировать не дали: Женины родоки уперлись, сказали, что у них есть свой знакомый фотограф. Сначала я расстроился, а потом подумал, что так еще и лучше: если фотографии выйдут плохие, не я буду виноват.

Мы вышли на улицу: Женя, Наташа, родоки – наши и его, – фотограф и свидетели, пацан и баба из их группы. Больше в загс никого не позвали. Даже дядю Жору, но он и сам не хотел, сказал, что в ресторан придет, а загсы все вообще ненавидит. Машин было две, «шестерка» и «тройка», и украшены только лентами – без колец и куклы на капоте.

По Первомайской проехал в сторону Орджоникидзе троллейбус. Люди в окнах повернули головы, вылупились на нас. Папаша Жени схватил его за руку, начал трясти, поздравлять.

Мама сказала мне:

– Ты, если хочешь, можешь с ними поехать. Место в машине есть. А мы сейчас пойдем в ресторан – смотреть, как они там все делают…

Женя и Наташа стояли на фоне памятника в Салтановке. Белую каменную будку здесь поставили, потому что на этом месте был какой-то бой в восемьсот двенадцатом году. За Салтановкой начинался опасный кусок дороги с крутыми поворотами – его называли «Тещин язык».

– Ребята, на эту сторону перейдите, пожалуйста, – скомандовал фотограф. – Здесь солнце лучше.

Я стоял, прислонившись к крылу «шестерки», рядом с водителем – двоюродным братом Жени. Мы курили его «Космос».

На другом берегу, за деревьями, виден был ДК «Химволокно». Давно-давно, когда его еще не построили, я видел макет в краеведческом музее. Мы туда ходили с бабушкой. Скоро после этого музей закрыли на ремонт и до сих пор еще не открыли.

– А где твой дом, там? – спросила Ира и кивнула на трубы завода Куйбышева.

– Да, в той стороне, только дальше. Отсюда не видно.

Мы стояли на площадке у памятника Горькому, в углу парка. С холма, на котором был парк, было видно далеко: Заднепровье, Менжинка, Быховский базар, церковь, много деревянных домов.

Мы были одни на площадке. Дальше, на лавках вдоль дорожек, сидели компании.

По дорожке прошел пацан в новых джинсах.

Я сказал:

– Хочу себе джинсы. Мама обещала, что купят. Скорей всего, «F.U.S.». В «Товарах для мужчин» иногда бывают…

– А у нас уже постоянно продаются. И даже реклама висит в «Гостином дворе»: «Удобно, красиво, надежно – джинсы».

По Днепру проплыла моторка. К берегам стали расходиться волны.

– Ты меня поцелуешь, или будешь ждать еще не знаю сколько? – негромко сказала Ира.

Я наклонился, взялся руками за железные перила, дотронулся губами до ее губ.

Внизу проехал троллейбус, заколыхались провода.