Владимир Козлов - СССР: Дневник пацана с окраины

– Что ты сидел там так долго? У тебя что, живот болит? – крикнула из спальни мама.

– Нет, все нормально.

Я зашел в ванную, открыл кран холодной воды. Горячей не было уже три недели – во дворе раскопали теплотрассу.

Наташа вышла из зала в белом платье с красными цветами. В руке она держала сумку с портретом Пугачевой.

– Уходишь? – спросил я.

– Да, собрались с Женей на пляж.

– На Святое?

– Нет, на Днепр.

– На Святом лучше, наверно. Там течения нет.

– На Днепре тоже нормально.

– Вы будете жить у нас или у них?

– У них.

– А сколько там комнат?

– Тоже две. Но ближе к институту. Я бы, конечно, лучше у нас… Знаешь, я их не перевариваю – его родителей. Не знаю, почему… Ничего не могу с собой поделать… Понимаешь?

– А он – маму с папой?

– В смысле?

– Ну, ты не перевариваешь их, а Женя – наших маму с папой?

– Не знаю. У него вроде нет причин. Они виделись всего один раз. Вернее, с папой он вообще практически не виделся, он же тогда поздно пришел. Хорошо, хоть трезвый…

– Почти трезвый…

– Ну да.

– А если переубедить, чтобы вы жили здесь…

– Наверно, это невозможно. А тебе это должно быть только на руку: у тебя теперь практически будет своя комната…

– В общем, да, но все равно…

– Ладно, я пошла. А то Женя в половину должен ждать на Орджоникидзе.

Дядя Жора взял бутылку «Жигулевского», налил в мой и свой стаканы пива. Мы сидели на складных табуретках на балконе общаги. Балкон был общий на весь этаж и выходил на площадь Космонавтов. Над площадью торчал башенный кран – на другой стороне строили дом, было закончено уже три этажа.

Дядя сделал долгий глоток – сразу полстакана. Я отпил, поставил свой стакан на каменный пол балкона.

– Как у сестры дела? – спросил дядя.

– Нормально. Сессию сдала без «троек»…

– А что она думает насчет предстоящего события? Готовится?

– А как надо готовиться? Не знаю. Сегодня с Женей на Днепр пошли…

– Брак – это всегда дело сложное. Только поначалу кажется, что все легко и красиво. А потом начинается весь этот клубок отношений – свекор-свекровь, теща-тесть и тому подобное. Я вот честно скажу, из своего опыта. Не встречал я еще такого, чтобы свекор и свекровь любили невестку. Это уже на подсознательном уровне, здесь ничего нельзя сделать. Зятя еще могут – ну, не любить, но, по крайней мере, уважать. А невестку…

– Значит, Наташу уже заранее…

– Знаешь, во-первых, надо надеяться на лучшее, потому что из всех правил бывают исключения. А во-вторых, есть просто объективная реальность, в которой мы живем. Ну, например, мы с тобой живем в стране под названием СССР, и эта страна, объективно, хуже, чем страна под названием США или страна под названием ФРГ. Даже правители наши и то это постепенно начинают признавать. Значит, что мы имеем? Два пути, собственно говоря. Или попытаться из СССР уехать в США или ФРГ – но вероятность этого мала, практически нулевая, – или жить здесь и подстраиваться под существующие обстоятельства. Или не подстраиваться, а действовать наперекор обстоятельствам, то есть все равно иметь их в виду. Ну, и жизнь в браке – примерно то же самое, только более частный, конкретный случай… Смотри, «москвич» новый поехал, «двадцать один – сорок один». Только в этом году начали выпускать. Первую партию собрали к съезду партии. Только «Москвич» – он и есть «Москвич». Можно говно покрыть лаком, покрасить красиво, но все равно будет вонять…

Я взял свой стакан, сделал глоток. Дядя достал пачку «Орбиты», вынул сигарету, щелкнул зажигалкой.

– Мне недавно анекдот рассказали… – Дядя сделал затяжку, выпустил дым, выпил пива. – Очень жизненный, ко многим моим ученикам подходит. И в твоем классе таких, я думаю, тоже немало. Значит, решили устроить соревнование между двоечником из советской школы и обезьяной. Сначала обезьяну подвели к дереву, на котором висят бананы. Она посмотрела, ухватилась за ветку, начала трясти – а бананы не падают. Ей тогда говорят: думай! Обезьяна подумала, взяла палку и палкой сбила бананы. Потом то же самое задание дают двоечнику. Он трясет ветку, бананы не падают, и ему тоже говорят: думай! А двоечник отвечает: что тут думать? Трясти надо!

Из беседки был виден весь двор и наш дом. У нас на балконе висели простыни. На четвертом курил Якимович. У подъезда стоял желтый «Москвич».

Немец взял бутылку портвейна «Агдам», раскладным ножом сорвал пластмассовую пробку. Пробка покатилась под лавку. Я спросил:

– А нас не попрут из детского сада?

– Кто нас попрет? – Гурон посмотрел на меня, как на придурка.

– Ну, сторож какой-нибудь.

– Сторож – Кузьмич, свой человек. Если что – дадим ему тридцать капель.

– Ну, давай, малый, ты – первый. – Немец дал мне бутылку. – Но не дай бог – много…

Я сделал глоток. Вино было невкусное, горькое, но я не подал вида. Гурон забрал у меня бутылку.

– Ну что, дрочил? – Немец кивнул на тетрадку. Я только что вернул ее Гурону.

Я помотал головой.

– Не верю. Все пацаны дрочат, когда такое читают. Признайся, дрочил или нет?

Гурон, отпив хороший глоток, отдал бутылку Немцу.

– Счас насуем ему за обман. Правда, Немец?

Оба заржали.

– Ладно, живи. Не хочешь сказать правду – не надо. – Немец отпил из бутылки и поставил ее на заплеванный пол беседки. – Если б сказал правду, взяли бы тебя с собой к бабам. А так не возьмем.

– Не базарь, Немец, и так бы не взяли, – сказал Гурон. – Еще сделает что-то неправильно, и бабы над нами будут ржать. Типа, что за малого такого привели, что за лоха? И нам самим больше не дадут, да, Немец?

– Ладно тебе пацана обсерать. Он сейчас заплачет…

– Не п…ди! Еще посмотрим, кто заплачет!

– Ну, малый, ты даешь стране угля, – сказал Гурон. – Немец, дай ему пузырь!

Немец сделал глоток, дал мне бутылку. В ней было уже меньше половины. Я закинул голову, глотнул, чуть не выплюнул.

Гурон отфутболил пустую бутылку. Она покатилась по дощатому полу.

– Малый, как ты думаешь, если я тебе е…ну, ты встанешь или нет? – спросил Немец.

– А если я тебе е…ну, ты, может, тоже не встанешь…

Гурон заржал. Немец замахнулся на меня, Гурон схватил его за руку.

– Не трогай ты малого. Ты что, не видишь, что он бухой? Ему много не надо – пробку понюхать, и готов…

– Это ты, может, готов… А я вообще… это… в норме.

Немец и Гурон ржали.

– Пошли вы в жопу. Хули вы лахаете?

Они продолжали ржать.

– Все, идите на х… я ухожу…

Гурон схватил меня за шею, сильно сжал.

– Никогда не посылай пацанов на х… ты понял? Если в п…ду – еще ладно, но никогда не на х… ты понял? А то не посмотрят, что пьяный. Ладно, давай иди… У нас с Немцем свои разговоры. Э, куда? Тетрадку оставь.