Евгений Клюев - Давайте напишем что-нибудь

Впрочем, рано, рано объявлять харакири изжившим себя видом искусства. Колоссальные нереализованные возможности таятся в нем еще и сегодня. Как в хайку и танках: казалось бы, куда уж старомоднее… Ан – нет: по-настоящему творческие натуры и тут найдут способ проявить свою фантазию: ничего, что традиции – вековые, а мы сами с усами! И не то чтобы старые формы ломать, – не ломать вовсе, а творчески преобразовывать. То есть, оставаясь в рамках прежних форм, давать им новую жизнь.

Так и харакири – к чему традицию нарушать? Можно, конечно, горло себе перерезать на глазах у сочувствующей публики и назвать это «харакири»… или, скажем, глаз за глазом повыковыривать и ухо за ухом поотпилить: дескать, я так вот понимаю харакири! Но это игра не по правилам. А если по правилам, то речь у нас не о горле и не о глазах с ушами идти должна – речь у нас о кишках идти должна.

Так что кишками и ограничимся.

Подарили мне тут на днях книгу – там специалист один известный, харакиролог, утверждает: подлинные открытия возможны в наше время только на грани смежных областей… а что? Мысль, между прочим, заслуживает пристального, как орлиный взгляд, внимания. Сама книга, кстати, называется «Бонсай, оригами и харакири» – забавное такое название. И, скажу по секрету, новые горизонты просто один за другим открываются – особенно при совмещении искусства харакири с искусством оригами. В данной области, оказывается, практически ничего еще не сделано: твори не хочу! Выпустить себе кишки теперь, дескать, любой сможет, но вот чтобы определенным образом их подать – в этом-то как раз и есть искусство! Тут главное – дуба не дать сразу после вспарывания брюха: дыхание задержать и – ножничками по кишкам чик-чик-чик, а потом уголки загнуть, расправить все на полу да вывернуть: вот и оригами… кишки в форме розы или в форме лодки, или в форме фонарика! Сувенир, так сказать, на долгую память: обиход, например, украсить или еще что…

Опять же – молодежи традиции передавать. «Смотри, детка, какое красивое харакири твой дедушка после себя оставил! А ты подумал, что оставишь после себя?» Да и количество примеров – хотя бы в учебниках японского языка – глядишь, увеличится, и рядом с надоевшим всем Он сделал харакири появятся другие, поинтереснее: На полу лежит современное харакири ; Стены гостиницы украшены новыми харакири и др.

Или вот… представьте себе описание интерьера в какой-нибудь пьесе будущего:

Теплый летний вечер в окрестностях Хоккайдо. Комната в небольшом загородном доме. Обстановка проста и изысканна: стол, кресло, четыре стула из времен Тикуёко. В косых лучах заходящего солнца старое бабушкино харакири посреди стола, отливая перламутром, выглядит особенно величаво и торжественно.

Икитома (улыбается) . Взгляни, Ямамото, какое красивое сегодня наше харакири! Так бы и съела его…

Ямамото. Это потому, что я утром протер его тампоном, смоченным эмульсией, которую купил вчера. Называется «Харакири-ультра». Она лучше, чем «Харакири-плюс».

Икитома (бледнея от еле сдерживаемого гнева) . До чего же ты приземленный тип, Ямамото! Так бы и убила тебя… (Рыдает.)

Есть, стало быть, есть, дорогой читатель, скрытые потенции в этом древнем виде искусства, в этом вечно живом харакири! Поспешим же к Умной Эльзе, уже закончившей последние приготовления: самое грандиозное в истории Японии харакири ждет нас. «В чем же его грандиозность?» – конечно, спросишь ты меня, дорогой читатель, и я отвечу: «Да в том, что вырежет-то Умная Эльза из области своей обнаженной брюшины – причем вырежет хоть и в миниатюре, но со всеми подробностями! – украшающую Национальный Парк композицию “Никогда и ни при каких обстоятельствах не забудем мать родную”. Только это еще не всё! В состав композиции она органично поместит фигуры незадачливого американца и трехлетнего Накамури, своим не по годам зрелым ответом пригвождающего незадачливого американца к щедрой на обещания японской земле».

Таким будет мой ответ тебе, дорогой читатель! Не чувствуешь ли ты и сам теперь, как красит нежным светом данная художественная деталь не только уже практически выполняемое Умной Эльзой харакири, но и самую структуру художественного целого, торжественно разворачивающегося перед изумленным твоим взором?

Итак…

От пупа наевшись ядовитых рыбок, гости со всех концов Японии замерли в напряженном ожидании начала процедуры. На специально построенный для этого помост опытный консультант выволок Умную Эльзу, не способную от истощения даже передвигать ноги. В одной руке она едва держала кривую японскую саблю, наточенную до изнеможения, в другой – небольшие изящные ножницы для оригами. Заботливо усадив супругу на помост в ритуальную позу, опытный консультант вытер с лица обильные слезы, высморкался и дрожащим от волнения голосом произнес:

– К сожалению, Умная Эльза сейчас настолько ослабела от голода, что ей едва ли стоит тратить силы на короткую приветственную речь, которую она заблаговременно приготовила для вас, дорогие гости. Задачи ее и без того сложны. О том, насколько они сложны, вы узнаете чуть позднее – в тот момент, когда содержимое Умной Эльзы упадет перед вами на этот скромный помост. Будьте же внимательны: вы присутствуете при выполнении самого грандиозного в истории страны харакири. – С этими словами опытный специалист схватил с помоста большой барабан и забил его насмерть. Потом обернулся к Умной Эльзе с последним наставлением: «Семь раз отмерь, один – отрежь!» – и спрыгнул с помоста на землю, сломав в результате неудачного прыжка обе ноги.

Умная Эльза оглядела присутствующих.

– Передайте Японскому Богу… – начала было она, чуть приподнимая руку с болтающейся в ней кривой саблей, но тут улыбка озарила бледное ее лицо, и она закончила, искусственно вздохнув: – А впрочем, ничего не передавайте. Он поймет все сам.

В этот исторический момент силы окончательно оставили Умную Эльзу, и она выронила из совсем ослабевшей руки кривую саблю – причем выронила неудачно: упав с помоста, сабля вонзилась строго в живот безногого ее супруга, который от неожиданности сразу умер не своей смертью. Все присутствующие тут же забыли о нем, причем безо всякого сожаления.

«На всякое хотение есть терпение», – мудро замечу я с того света в ответ на бестактный вопрос доведенных до последней степени отчаяния читателей, за перипетиями грозных событий все еще не забывших такое скверное слово, как «Париж» («Paris»). Увы, далеко не всегда приходится в жизни, особенно в нашей, творческой, делать то, что хочется. Это вам, дорогие мои, любая мать скажет, а мать, как известно, всегда права.