Антон Фридлянд - Запах шахмат

Ван Гог глядит на меня еще более задумчиво.

– Позволь и мне спросить тебя, Альбрехт. Что ты называешь «этой игрой»?

Ответ не был мною подготовлен.

– Ну, все это. Все, что происходит со мной, – сказал я.

– Все это скоро закончится, Альбрехт, – голос Винсента был холоден. – Если использовать твою терминологию, то мы находимся в финале игры. Ты сам поймешь, что все закончилось, поверь мне.

– Огюст, дай Альбрехту денег, – обратился Ван Гог к Ренуару.

Ренуар положил на стол длинный пузатый конверт.

– Здесь пять тысяч, – сказал Ренуар. – Твой гонорар за последнюю неделю.

– Хорошо зарабатываешь, – усмехнулся Ван Гог. – Я хотел узнать некоторые подробности насчет смерти Миро. Кто первым обнаружил труп – ты или Мухина?

– Вера, – ответил я. – Я лежал без сознания, когда он повесился.

– Значит, у нее была возможность изменить надпись, оставленную Миро на столе… – произнес Ренуар.

– Она не стала бы этого делать, – сказал я. – Зачем ей?

– Могла, – согласился с Ренуаром Ван Гог. – Это объясняет многие несоответствия.

Официант принес мой кофе по-ирландски.

– Кстати, по поводу записки Миро, – Винсент положил на стол фотографию кокаиновых букв, сделанную, очевидно, Ренуаром. – Мне не хотелось бы, чтобы у тебя дома хранилось такое количество кокаина. Тем более я не хочу, чтобы ты злоупотреблял наркотиками, как это делали твои покойные друзья. Гоген заберет сегодня весь порошок, оставит тебе несколько грамм. Сколько у тебя кокса?

– Думаю, килограмм, – я успел предусмотрительно перепрятать половину сыпучей находки.

– Мне показалось, что там было гораздо больше, – заметил Ренуар.

– Я не взвешивал, – парировал я.

– Теперь по поводу Тренинга, – произнес Ван Гог. – Ты должен ответить согласием на предложение Малевича. Лучше, если ты сделаешь это сейчас.

Ренуар подключил мой нотбук к телефонной розетке рядом со столиком.

– А если я не хочу на Тренинг? – поинтересовался я.

– Как ты можешь хотеть или не хотеть идти на Тренинг, если даже не знаешь, что это такое? – удивился Винсент.

– Вот поэтому и не хочу, – ответил я. – Потому, что не знаю.

– Винни, может, ты в двух словах расскажешь Альбрехту про Тренинг? – предложил Ренуар. – Чтобы наш юный друг смог побороть свой страх перед неведеньем.

– ОК, в двух словах, – согласился Ван Гог.

Видно было, он пока не знал, что за слова это должны быть.

– Самое главное, что есть в Тренинге – это то, что его как бы нет, – вдруг после утомительной паузы сказал он.

– Как бы? – переспросил я.

– Тренинг – он такой же, как тот, кто приходит на Тренинг, только лучше, – продолжил Ван Гог. – Ты сам все поймешь. Тем, кто смог пройти первую ступень, вторая обычно дается легко.

– А ты прошел и вторую? – задал я Винсенту провокационный вопрос.

– Я не говорил о том, что прошел первую, – ответил он и начал собираться, рассовывая по карманам телефон, зажигалку и зубочистки, похищенные со стола.

Я начал писать ответное сообщение Малевичу.

– У тебя вообще все в порядке? – вдруг спросил меня Ван Гог.

– Нет, – ответил я, подумав.

– Что тебя беспокоит, Альбрехт?

Откуда столько участливости?

– Меня беспокоит то, что я по-прежнему не знаю, что я должен делать, – говорю я. – Я выполняю задание, которое мне больше, чем не понятно – оно мне не известно.

– Ты все делаешь хорошо, – Ван Гог улыбается. – Что тебе делать? Живи! Пиши! Наслаждайся жизнью!

Винни ушел, а Ренуар проследил, чтобы я отправил Малевичу письмо с предложением о встрече, и тоже убежал. Глядя на его круглую спину, я понял, кого он мне напоминает – суетливого кролика из «Алисы в стране чудес».

Малевич перезвонил, когда я подъехал к дому. Он предлагал встретиться завтра в 10.00 на том же месте, возле шахматистов.

«Не бери с собой ничего, – посоветовал он. – Тебе все выдадут на Тренинге. И зубную щетку тоже. Захвати пять тысяч долларов – плата за трехдневный курс».

Тренинг оказался дорогим удовольствием. Я решил тут же сообщить об этом Ренуару – отдавать Малевичу свою пятерку, полученную недавно, мне совсем не хотелось.

Квартира показалась мне пустой, когда я вошел. Мухина не спала. Она, обычно наполнявшая собой всю квартиру, теперь заполняла только свой халат, да и то не на все сто, а процентов на шестьдесят – безо всяких диет она заметно похудела в последнее время.

– Случилось что-то? – спросил я, бросив пиджак на пол. В кресло через всю комнату, особенно такую огромную, как эта, брюки добросить практически невозможно, я это знал, но всегда надеялся на чудо. Я плюхнулся на кровать рядом с Верой, отчего она подскочила.

– Просто задумалась! – сказала Мухина. – Аль, для меня это очень важно… Скажи, что ты меня не любишь!

– Я тебя не люблю! – совершенно искренне произнес я, не успев даже задуматься, зачем она об этом попросила.

– И я тебя не люблю! – так же искренне выпалила Мухина, и после этого объяснения в нелюбви, поставившего все, что едва заметно качнулось в воображении Мухиной, на свои места, Мухина снова заполнила квартиру, и все, наверно, снова стало хорошо – в ее понимании.

– Гоген унес весь кокаин, – сообщила Вера. – Кроме того, который ты снова запрятал на полку возле кухни.

– Завтра утром я уеду на три дня, – сообщил я. – Может быть, не вернусь.

– Ты так просто об этом говоришь, – замечает она.

Что я мог ей ответить? Прошла ночь, о чем будильник возвестил в девять, и вместе с утром появилось решение.

– Давай сделаем ребенка, – предложил я Мухиной, разбудив ее нежно, насколько мог.

– Зачем? – отвечает Вера, даже не взглянув на меня сонными глазами.

– Вера, у меня слишком мало времени, – говорю я. – Я не могу сейчас объяснять, зачем нужны дети. Я тебе потом расскажу, если получится.

Мухина начинает понимать, что насчет ребенка я говорю серьезно, и садится на кровати.

– Ты серьезно? – зачем-то спрашивает она.

Да, Вера, я серьезно.

Она отталкивает меня. Более резко, чем я мог ожидать.

– Альбрехт, мне кажется, из-за больших количеств кокаина ты сошел с ума, – выносит она приговор. – Ребенок от тебя – это совсем не то, что мне нужно. Тем более, сейчас.

– Не сейчас, – поправляю я. – Только через девять месяцев. Почему ты не хочешь? Я думал, что ты согласишься сразу.

– Напрасно ты так думал! – она почти переходит на крик. – Я действительно успела привязаться к тебе, но этого недостаточно для того, чтобы рожать от тебя ребенка. Ты – наркоман, а мне не нужен ребенок от наркомана. Тебя могут убить в любую минуту, – она задумывается. – А ребенку нужен живой отец. И отец, который нужен моему ребенку, он совсем не похож на тебя… Продолжать? Или этого достаточно?