Антон Фридлянд - Запах шахмат

Пикассо выхватил свой пистолет и застрелил помидора, почти не замедляя бег. Я не заметил, как мы оказались в машине.

– Ты весь дрожишь, – сказал мне Пикассо. Он сжимал руку в том месте, где она кровоточила.

– Я тоже перевозбудился, когда оказался на охоте в первый раз, – признался Роден. – Как ты, Пабло?

– Отлично, – ответил Пикассо. – Заедем к Сарьяну?

– Конечно.

– Сарьян – наш лечащий врач, – объяснил мне Пикассо, и мы прибавили скорости.

Пикассо отправился к доктору Сарьяну, который был примечателен хотя бы тем, что принимал в любое время дня и ночи. Миро вызвался сопровождать раненого. Мы с Роденом остались возле машины.

– А где Ван Гог? – спросил Роден. – Почему ты не с ним?

Не успел я ответить, как Огюст уже набирал телефонный номер.

– Винни, привет! Ты где?.. Тебе привет от Альбрехта Дали. Почему ты его бросаешь одного?… Я, Роден и Пикассо… Ну и Альбрехт. Мы возле клиники Сарьяна… Ничего не случилось. Пикассо легко ранили… Нет, с Альбрехтом все в порядке. Хотя постой… Почему ты хромаешь, Альбрехт? Ты не ранен?… Нет, с ним все в порядке… Хорошо, что ты рядом, подъезжай, мы ждем.

Ван Гог приехал через минуту. За рулем его мерседеса сидел Гоген, который тоже вышел из машины, но держался в стороне, пристально поглядывая на меня.

– Я рад, что ты уже познакомился с ребятами, – сказал мне Ван Гог.

Он обнял сначала Родена, потом меня.

– Странно, что ты жив, – тихо сказал Ван Гог, хлопая меня по спине.

– Какие планы? – спросил он у Родена.

– На танцы, – ответил Огюст. – Но ты, Винни, насколько я помню, не любишь танцев.

– Танцы никто не любит, – сказал Ван Гог. – В клубы ходят не ради танцев.

– Все кроме меня, – возразил Роден. – Я люблю танцевать.

И Роден под музыку из автомобиля показал, как он это делает.

– Что, уже колес наелись? – спросил Ван Гог, наблюдая па Родена.

– Будешь? – Роден протянул ему таблетку.

Ван Гог поморщился, но таблетку взял.

– А вот и я! Жив и здоров! Привет, Винни! – это был Пикассо с перевязанной рукой.

– Привет, Винни, – сказал Миро. – Сарьян сказал, что Пабло нельзя на дискотеку.

– Ерунда! – бросил Пикассо. – Я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше! Поехали, поехали! Сколько можно здесь находиться!

– Садись ко мне в машину, Альбрехт, – произнес Ван Гог, и я не смог отказаться от этого предложения.

– Ты меня очень подвел, Дюрер, – сказал Винсент в автомобиле. – Предстоит серьезный разговор о твоем поведении, но не сейчас. Как ты с ними познакомился?

– Случайно, – признался я.

– Ты ведь не веришь в случайности, как и я? А, Дюрер? – он закурил. – В клубе Поль будет все время рядом с тобой. Даже в туалете.

Когда мы пересекли порог клуба, я почувствовал, что таблетка только сейчас набрала во мне полную силу. Музыка доносилась сверху и изнутри, продолговатые фигуры преломлялись в пульсирующем свете. Я стряхивал с себя ледяную скорлупу, я пробуждался.

На вибрирующих ногах я прошел к танц-полу. Гоген вертелся поблизости. Отличная музыка! Я готов был рыдать на груди диджея, рыдать от счастья.

– Пей больше и чаще, – посоветовал Роден, протискиваясь рядом со мной сквозь танцующую массу.

Я почувствовал, как сильно хочу пить, и бросился к бару.

– У меня нет денег, – обратился я к Гогену. – Пожалуйста, купи мне три чая.

– Сразу три? – переспросил бармен.

– Да. Сразу три.

Потом я выпил еще один чай, потом еще два. Мне потребовалось срочно посетить туалет, и я сказал об этом Гогену. Он зашел в туалет вместе со мной.

– Прошу Вас, Альбрехт, – издевательским тоном произнес Гоген, распахивая передо мной дверь одной из кабинок.

За дверью на унитазе с закрытой крышкой сидел Пикассо. Перевязанную руку я узнал раньше, чем его треснувшее лицо, на котором застыли брызги крови и мозга. В повисшей руке он держал пистолет, дуло которого касалось кафельного пола.

Действие наркотика улетучивалось медленно и болезненно.

В два часа ночи я перестал следить за тем, что происходило вокруг. Кажется,всей компанией – Ван Гог, Роден, Миро и я – побывали в еще одном клубе, а потом опять сели в машины и подъехали к красивому зданию. Увидев это строение, я с трудом, но все же заставил себя осмысливать происходящее, потому что это был не очередной клуб, а Национальная Опера, и было четыре двадцать утра.

Мы заняли места в одной из лож, положив ноги на впереди стоящие кресла. В ложе напротив сидел парень с двумя девушками, они помахали нам, а мы – им. Других зрителей не было.

Опера началась, как только все расселись – «Риголетто», на итальянском языке.

– Почему мы здесь? – поинтересовался я у Ван Гога.

– Слушаем оперу, – ответил он. – Нужно попуститься после диско. Катарсис.

Видно было, он нервничает. Все понимали, почему. Ария на сцене завершилась, и Роден произнес в образовавшейся паузе:

– Я думаю, все согласятся, происшествие с Пабло касается каждого из нас.

Миро: «Происшествие»? Да ладно, называй это самоубийством, как есть!

Роден: Мы можем назвать это самоубийством только после заключения, которое сделают специалисты.

Ван Гог: Когда будет информация?

Роден: Завтра в полдень.

Дюрер: Это очень похоже на самоубийство.

Ван Гог: В общем, да.

Миро: Значит, цепочка продолжилась.

Роден: О чем ты, Миро? Неужели ты веришь в этот бред? А ты, Винсент, что, тоже веришь в это?

Ван Гог: Тем не менее, Пикассо не пошел в оперу.

Роден: Альбрехт, что ты об этом думаешь? Ты читал записку своего брата? Может, ты нам все объяснишь?

Дюрер: Я познакомился с Пабло только сегодня, но Сальвадор, которого я знал, никогда бы не убил себя. Я ожидал, что с вашей помощью пойму, почему это произошло. И происходит…

Миро: Я думаю, есть только один человек, который сможет тебе это объяснить.

Ван Гог: Татьяна Яблонская. Тебе необходимо познакомиться с ней.

Роден: Сегодня вечером представится такая возможность. Тебе нужно будет хорошо выглядеть – советую поскорее лечь спать.

Слово «спать» послужило для меня командой. Ария схлынула вместе с голосом Родена, и я на время умер.

Я проснулся на огромной кровати в незнакомой квартире. Я был в одежде, туфли стояли рядом с кроватью. Я одел их и подошел к окну. Неясный сумрак – то ли хмурое утро, то ли пасмурный вечер.

– Что тебе снилось, Альбрехт? – голос Ван Гога.

– Ерунда снилась, Винни, – ответил я. – Не хочу даже рассказывать. Где мы?

– Это мой дом.

– Который час?

– 17.10. Меньше, чем через два часа Роден повезет тебя знакомить с Яблонской. Надеюсь, ты не забыл, что происходит и кто ты такой? Сходи в душ, и мы поговорим с тобой об этом и о многом другом.