Горан Петрович - Остров и окрестные рассказы

Зажмурившись, господин Павле вдруг решился — сейчас он встанет и подойдет к ограждению балкона. Возможно, тогда он сможет разобрать мелодию. Такую непредусмотренную прогулку можно использовать и для того, чтобы попытаться прикоснуться к одной из нижних волн неба. Есть ли конец неожиданностям, которые подстерегают человека? Всего лишь несколько мгновений назад его интересовало только передвижение ползущих вверх по течению раков. Но об их путешествиях он уже сегодня размышлял. Прошмыгнула еще одна красноперка. Должно быть, с западной стороны приближалась целая огненная стая. Всегда так бывает, перед закатом огромного солнечного гнезда беглянки-красноперки заполоняют восточную, более медленную половину течения.

И господин Павле отставил удилище на заранее приготовленную возле кресла рогатину, расстался с пледом и, отважно приблизившись к балконной ограде, нагнулся вперед настолько, насколько позволил ему холодный металл. Похоже, женщина теперь пела еще прекраснее — и его дом, и соседний были усыпаны высунувшимися из окон головами внимательных слушателей. Итак, господин Павле по-прежнему ничего не слышал. Может быть, только какое-то тянущееся А-А-А! Правда, и в этом он не был вполне уверен. Голос женщины словно умышленно обходил стороной его ненадежные уши. Но зато в его глаза вливался еще один рукав небесного свода. Сверкающая гроздь пузырьков свидетельствовала о том, что там пребывают ракушки, которые имеют обыкновение коротать время в неумеренно продолжительных разговорах.

Слева от него находился соседский балкон, на котором стояла молодая супружеская пара, переехавшая сюда некоторое время назад. У господина Павле не было обыкновения слишком тесно общаться с соседями. Он просто тихо произносил: «Добрый день!» — да и то только тогда, когда день был действительно добрым. Не будет ли отступлением от правил обратиться к ним сейчас? Наверняка нет! Разумеется, и от них не скрылся этот мягкий плеск небес! И вообще, ему так хочется узнать, что же поет та женщина!

— Добрый день! — сказал господин Павле гораздо громче, чем требовалось, как это свойственно людям, страдающим от глухоты и одиночества. — Извините, соседи, а что поет та женщина?

Супруги обернулись и посмотрели на него одновременно с удивлением и сочувствием. В последнее время люди именно так смотрят на окружающий мир, подумал господин Павле и улыбнулся в надежде, что выражение его лица отразится на лицах собеседников.

— Она воет, — сказал мужчина, не отводя взгляда, а его жена опустила глаза к земле, из которой бессмысленно торчало их белое здание.

— Воет? Неужели она так плохо поет?! — снова прокричал господин Павле, на этот раз изумленно; теперь его улыбку вызвала мысль, что нынешняя молодежь бывает беспощадной без всяких на то причин.

— Нет! Она не поет! Она причитает! — повторил мужчина, щедро используя восклицания и рубленые жесты.

Вероятно, ему просто не нравится песня, сообразил господин Павле. Музыку, которую слушает он, не любят его дети, а внуки не будут любить музыку детей. Как это глупо!

— Молодой человек, даже если кто-нибудь плохо поет, не стоило бы говорить, что он воет или причитает! — господин Павле и сам удивился силе своего упрека.

И тут же пожалел об этом. Может быть, соседи недовольны, что он мешает им наслаждаться пением? Лучше бы ему вернуться к рукавам неба. Там, наверху, снова весело подрагивал поплавок. Вынырнула скала первого месяца. Вокруг нее кружила плотная пена. Мужчина печально улыбнулся.

— Нет, уважаемый сосед, эта женщина не поет. Она причитает. У нее муж умер, — ответил он, на этот раз медленно, старательно и аккуратно артикулируя, словно боялся, что может попасться слово, из которого, стоит неосторожно прижать его зубами, брызнет яд.

— Оплакивает, — сухим голосом вмешалась его супруга.

— Оплакивает?! Умер муж?! — повторил господин Павле.

— Да, — ответил мужчина и опустил голову, так же как и его жена, считая этот факт, видимо, чем-то позорным, чем-то, чего нужно стыдиться, и очень стыдиться.

Господин Павле посмотрел на здание, в окне которого по-прежнему была видна та женщина. Потом на небо. Ползущие вверх по течению раки уже исчезли, двигаясь вслед за послеполуденным отливом. Можно было распознать и первые отмели созвездий. Травы, ставшие темно-голубоватыми, теперь скрывали местонахождение свинцового грузила Перелетная птица в поисках места для ночевки опустилась на поплавок. Под ее тяжестью он ушел под поверхность небесного свода. Кончик удилища слабо вздрагивал в такт ритмичному дыханию птицы. Господин Павле подумал, что этого не может быть. Конечно же нет, повторял он про себя.

— Вовсе нет! Эта женщина поет! — проговорил он наконец очень громко и решительно, но по его глазам было видно, что он со страхом ждет возражений молодых супругов.

Мужчина и женщина обменялись взглядами. К счастью, они ничего ему не ответили.

Словно из далекого путешествия, устало вернулся господин Павле в свое кресло. Снова взял в руки удилище. Хотя у него не было обыкновения рыбачить по ночам, он решил забросить еще раз. От ловкого движения поплавок подпрыгнул. Перелетная птица вспорхнула в темноту. Грузило снова ушло под воду. Леска натянулась. С огромного небесного свода на лицо одиноко сидящего на балконе рыболова брызнула пара капель. И пока вокруг поплавка сгущался венчик из лунной пены, господин Павле обнаружил, что эти капли стекают по его щекам, как пара слезинок.

В соответствии с официальными архивными документами, подтвержденными семейными реликвиями, открытками, фотографиями, а также завернутыми в вощеную бумагу или поставленными в закатанных банках на подоконник преданиями, первый памятник в городе установили в конце прошлого века. Это был бронзовый бюст родоначальника династии, испытанный способ увековечить заслуги правящей семьи по образцу современного мира. Памятник был скромных размеров, чуть больше натуральной величины модели. Однако вовсе не его размеры неизменно привлекали к себе внимание прохожих.

Бесспорно, бюст был изваян рукой талантливого художника. Он выделил на лице правителя решительность и заботу и вместе с тем умело затенил черты, выдававшие нехватку совести. Отливка была выполнена с завидной точностью в мельчайших деталях, а заключительная обработка — с несомненным терпением и старательностью. Постамент был сложен из слишком молодого песчаника, но облицован перламутрово-серым мрамором. Солнечные лучи особенно шли памятнику. И полная луна любила облокачиваться на него. В осеннюю грязь и летнюю пыль он словно парил над мощеной мостовой. И если рассматривать все в целом, то памятник стал доминантой центральной части города.