Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма

Пока она добиралась до кладбища, и вовсе стало темно. Улицы Муталы опустели, эхо шагов Биргитты отдавались от стен, а ее собственная тень то росла, то съеживалась в свете уличных фонарей. Сердце колотилось так, что невозможно было вздохнуть.

Она не решилась войти. На самом кладбище фонарей не было, и поэтому она так и не осмелилась туда войти — только долго стояла у калитки, прижав к груди букет. И вдруг услышала смешок, серебристый женский смех, пробившийся из мрака. Словно кто-то лежащий там, на кладбище, смеялся над ней, кто-то заманивал ее туда серебряным голоском, кто-то, прячущий под саваном нож.

Она швырнула цветы за калитку и кинулась бежать. В общем, вела себя как последняя дура. Но на этот раз все будет иначе.

Нильссон кивнул и повернулся спиной, давая ей улизнуть, — он проследит, чтобы в ее карточке отметили положенное время. Может, в один прекрасный день он потребует расплаты где-нибудь в туалете — но есть за что. И потом, ему ведь нужно только ее тело.

Она помчалась через площадь в цветочный. На этот раз она не будет раздумывать, она уже решила заранее. Красные розы. Ясно же, что на могиле Гертруд должны быть именно красные розы.

Ее нет уже три года, — но Биргитта по-прежнему видела ее каждый день. Она мерещилась в чьем-то затылке на остановке, в движении идущей мимо женщины, в далеком смехе; шаг за шагом Биргитта выращивала в душе надежду, потом резко оборачивалась — чтобы в очередной раз испытать разочарование. Гертруд умерла. Она уже не вернется.

Возле кладбищенской калитки Биргитта остановилась набрать в грудь воздуха. Еще не стемнело, но день выдался серый и туманный. Деревья походили на тени, тучи опускались на них, готовые растворить и поглотить их навеки.

Наплевать. Если что, пусть туча поглотит и Биргитту. Все равно она пойдет к Гертруд. Положит красные розы на жухлую могильную траву, постоит потом, склонив голову и вспоминая.

Эллен удивилась, когда она пришла. Старуха сидела в гостиной и, как всегда, вышивала, и когда Биргитта появилась в дверях, она подняла голову, прищурилась поверх очков и выронила пяльцы.

— Уже пришла?

Биргитта кивнула. Развязывая косынку и расстегивая куртку, пояснила:

— Да. Я пораньше освободилась.

Эллен нахмурилась:

— А ты спросила разрешения?

Биргитта сняла куртку и теперь, подцепив петлю на воротнике указательным пальцем, шла к вешалке в прихожей. Точно, на ужин будут голубцы, запах из кухни ни с чем не спутать. Она вернулась в гостиную и, пригладив волосы, уселась на диван.

— Все нормально. Никто ничего не сказал.

Эллен подняла пяльцы на уровень груди и снова принялась вышивать, продергивая нитку в воздухе мгновенным красным штрихом после каждого стежка.

— У тебя будут вычеты из зарплаты?

Биргитта покачала головой. Нет. Все образуется. Но Эллен не спускала с нее глаз — ее руки продолжали сами вышивать, пока она пристально смотрела на Биргитту поверх очков. Сверлящим взглядом. Так, кажется, Маргарета называла такие взгляды, когда пересказывала истории из своих книжек?

— А почему ты отпросилась?

Биргитта опустила взгляд на свои руки, вдруг заметив, что сидит на самом краешке дивана, словно минутный гость, который вот сейчас подымется и уйдет.

— Хотела сходить на кладбище. Сегодня три года. В прошлом году я ходила после работы, но было уже темно. А в этом решила успеть до темноты.

Эллен кивнула, не сводя с нее глаз:

— Ты купила цветы?

Биргитта кивнула.

— Какие?

А ей какое дело? Это касается только Биргитты и Гертруд. Но отвечать придется, в этом доме всегда приходится отвечать. Биргитта подсунула под себя руки и нехотя сообщила:

— Розы. Три красные розы.

Эллен кивнула. Значит, правильный выбор. Одобренный безоговорочно.

В гостиной сделалось тихо, слышно было только тиканье стенных часов. Биргитта откинулась на спинку дивана и обвела глазами комнату. С тех пор как сама она попала в этот дом, тут ровным счетом ничего не изменилось. Все осталось точно таким же, вся мебель, каждый цветок, каждая безделушка стояли на том же самом месте. Часы тикали в том же темпе, в каком тикали всегда, хотя время остановилось, а дождь барабанил по стеклам так же, как барабанил всегда.

Эллен поправила очки и, схватив ножницы, обрезала нитку, потом окинула взглядом свою работу. Превосходно, как всегда. Кто бы сомневался.

Биргитте вдруг страшно захотелось курить. В сумочке оставалась почти целая пачка «Принца», но не хватало духу за ней сходить. Она никогда не курила в доме Эллен, хотя этого никто особо не запрещал. Может, удастся выскользнуть в сад и там тайком дернуть разок-другой. Она уперлась кулаками в диван и поднялась.

— Куда это ты?

Биргитта снова села.

— Никуда. Просто в Пустую комнату.

Эллен отложила пяльцы и ножницы и сняла очки.

— Погоди-ка. — Она провела рукой по лицу и потерла намятую очками переносицу большим и указательным пальцем. — Мне нужно с тобой поговорить.

Биргитта опять выпрямилась и сунула под себя ладони.

— Поговорить? О чем?

— О твоем поведении. Я услышала о тебе не самые приятные вещи. Скажи-ка, чем это ты занималась в прошлую субботу?

Биргитта сжала губы, закусив их до боли.

— Ну? — допытывалась Эллен

Биргитта качнулась всем корпусом:

— Да ничем таким особенным. А что, это Маргарета с Кристиной про меня всякой фигни нарассказали? Блин, они вечно ко мне вяжутся, врут про меня и цепляются к любой ерунде. Я не понимаю, почему они...

Эллен набрала воздуху в грудь и перебила:

— Никто про тебя никакой фигни не рассказывал, Биргитта. Успокойся. Я просто услышала кое-что, и от наших девочек, и от других, и я хотела бы узнать — это правда?

Биргитта подалась вперед, по-прежнему не вынимая из-под себя ладоней, ее голос понизился до шепота:

— Что же ты такое услышала?

Эллен кашлянула и еще раз потерла вмятинки от очков на переносице.

— Я разговаривала сегодня с Марианной из комиссии по делам несовершеннолетних. Она сказала, ты в городе стала притчей во языцех. В буквальном смысле. Что некий стишок про тебя — у всех на языке. Кристина и Маргарета тоже об этом слышали, но отказались повторить и объяснить, о чем он...

Она отпустила наконец переносицу, уронила руку на колени и, вздохнув, опустила глаза:

— Вчера звонил дядя Стиг. Он тоже слышал про этот стишок. И знает его наизусть. Кроме того, он сказал, что ты легла в субботу сразу с тремя парнями. Он сам разговаривал с девушкой, которая все это видела. Комиссия ею уже занимается, Стиг сам ее отвез в какое-то заведение для девочек. Он говорит, она рассказала о тебе массу всякого, пока ехала с ним в машине. В особенности про прошлую субботу. Что ты была пьяная. Что ты лежала на траве в Вараму и позволяла троим мальчишкам, одному за другим... — Ее голос пресекся, она прижала руку к горлу и не могла больше говорить.