Анчи Мин - Императрица Орхидея

Отец собрал всех своих людей и отдал приказание помогать крестьянам бороться с саранчой. Слуги снимали с ног туфли и били ими саранчу. Отец увидел бессмысленность таких действий и сменил тактику. Он объявил чрезвычайное положение и велел крестьянам копать рвы на пути у движущейся по посевам саранчи. Когда один ров был готов, то отец приказывал одной группе крестьян загонять туда саранчу. «Снимайте одежду и махайте ею в воздухе», — говорил он. Другая группа крестьян должна была стоять вдоль рва и засыпать его сухой соломой.

Тысячи людей носились по полям, махали одеждой и что есть мочи кричали. И я вместе с ними. Мы загоняли саранчу во рвы. Как только ров наполнялся, отец приказывал поджигать лежащую сверху солому. Саранча жарилась. Я научилась бить насекомых с такой скоростью, что они не успевали спасаться от меня. Таким способом мы сражались пять дней и ночей подряд и уберегли по крайней мере половину урожая. Когда пришла пора объявить о победе, отец был весь покрыт мертвыми скорлупками и крылышками. Я доставала их даже из его карманов.

Император Сянь Фэн зачарованно слушал мой рассказ. Он сказал, что может даже представить себе моего отца, как живого, и пожалел, что не был с ним знаком.

На следующий день мне приказали переехать во дворец к Его Величеству. Я должна была там жить до конца года, и для этого мне подготовили покои возле зала аудиенций, так что Его Величество заходил ко мне в перерывах между заседаниями и в часы отдыха.

Я не смела просить у судьбы, чтобы мое счастье продлилось до конца дней. Я очень старалась довольствоваться тем, что есть, и ничего не ждать в будущем. Однако глубоко в душе я, конечно, надеялась удержать то, что выпало мне.

Когда император Сянь Фэн расставался со мной по причине неотложных государственных дел, я немедленно начинала по нему скучать. И из-за этого становилась раздражительной и нетерпеливой. Гуляя по саду, я мало думала о его красоте или благоустройстве — всеми своими помыслами я возвращалась к тому, что происходило накануне ночью. Деталями нашей близости я упивалась без устали.

Каждый день я ставила в календаре галочку, которая напоминала мне о том, что вот, судьба даровала мне еще один счастливый день жизни. Вообще, оглядываясь назад, могу сказать, что май 1854 года стал лучшим временем всей моей жизни. Для девушки из средних слоев общества, какой была я, все складывалось до неправдоподобия благоприятно. В то же время я не позволяла своему счастью притупить во мне чувство реальности. Стоило мне хоть на минуту увидеть Нюгуру или другую наложницу, как я старалась забыть об обожании императора и брала себя в руки. Я говорила себе, что счастье может закончиться в любую минуту, и старалась проводить каждое мгновение как можно лучше.

На переломе сезонов Его Величество переехал в Большой круглый сад и взял меня с собой. Из всех летних императорских резиденций здесь находилась самая лучшая. Целые поколения императоров приезжали сюда в поисках уединения, оттого само место это стало легендой. Оно располагалось к северо-западу от Запретного города, в восемнадцати милях от Пекина. Здесь тоже было множество садов, озер, лугов, росистых ложбин, красивых пагод, храмов и, разумеется, дворцов. Можно было бродить по аллеям от восхода до заката и ни разу не встретить одинаковый пейзаж. Прошло довольно много времени, прежде чем я узнала, что площадь Большого круглого сада — двенадцать квадратных миль!

Основные парки были заложены здесь императором Кан Си в 1709 году. Из уст в уста передавалась легенда о том, как Кан Си нашел это место. Однажды он совершал прогулку верхом и набрел на таинственные руины. Их дикость и таинственность показались ему очаровательными и убедили в том, что это место не простое. Так оно и выяснилось из дальнейших изысканий. Император узнал, что в древности здесь располагался парк, позже погребенный под песками из пустыни Гоби. Он принадлежал одному принцу из династии Мин и служил ему в качестве охотничьих угодий.

Завороженный открытием, император Кан Си решил построить на руинах летний дворец. Позже этот дворец превратился в его любимую резиденцию, в которой он на склоне лет жил безвыездно, а в конце концов и умер здесь. С тех пор наследники только добавляли этому месту красот. Они строили здесь все новые павильоны, дворцы, храмы, закладывали все новые сады. Больше всего меня поразило то, что ни один дворец здесь не был похож на другой. И в то же время все вместе они не производили впечатления дисгармонии. Это было высшей целью китайского искусства и архитектуры — создать нечто абсолютно совершенное и гармоничное из того, что на первый взгляд казалось абсолютно случайным. Большой круглый сад стал отражением даосской любви к естественности и непосредственности и одновременно конфуцианской веры в способность человека исправить природу.

Чем глубже я изучала архитектуру и ремесла, тем больше восхищалась их произведениями. Скоро моя гостиная стала напоминать императорское хранилище ценностей. Я собирала в ней все: от огромных напольных ваз до фигурок, вырезанных из зернышка риса В ней стояли две чаши, инкрустированные бриллиантами. По стенам висели полки, похожие на выставочные витрины: на них хранились счастливые пряди волос, изысканной работы часы, коробки с карандашами, красивые сосуды для духов. Чтобы меня порадовать, Ань Дэхай для каждого предмета сделал рамку или подставку. Но самой любимой моей вещью на всю жизнь остался чайный столик, инкрустированный крупными пластинами перламутра

Не справляющийся с тяготами правления, император Сянь Фэн заболел. После заседаний он приходил ко мне с измученным лицом, и мрачное настроение не покидало его ни на минуту. По утрам он не желал вставать с постели, в течение дня всячески избегал аудиенций. Если требовалось подписать какой-нибудь указ или постановление, он становился особенно нерешительным.

Когда зацвели персиковые деревья, потребность Его Величества в интимной близости начала катастрофически таять. К тому времени крестьянские восстания приняли открытую форму, о чем император с грустью сообщил мне. Собственная неспособность исправить положение казалась ему самому унизительной. Самые худшие его опасения превратились в реальность: крестьяне начали присоединяться к восставшим тайпинам. Со всех концов страны шли донесения о грабежах и разбоях. И в довершение всего — и это, очевидно, было самым страшным, — иностранные государства не прекращали требовать открытия для торговли все новых и новых портов. После Опиумной войны Китай должен был платить огромные репарации, но опаздывал с платежами, и за это победители грозили ему новыми вторжениями.