Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости)

— Гм… — вставил Берл, не зная, протестовать или смеяться.

— А пока я шлю тебе надзирательницу, понял? — трубка противно захихикала. — Мою подружку Лиору со своим хахалем. Уж она-то за тобой присмотрит! Шучу, мамми, шучу…

— Зд орово! — сказал Берл с фальшивым энтузиазмом. — А когда они приезжают?

— Только что выехали из Табы! Она мне звонила, там мобильник еще действует. Взяли какое-то бедуинское такси — знаешь, эти тендеры, как их… Ну ты знаешь… «исузу», что ли… да, да, «исузу». В общем, часика через два будут в Д аабе, встречай!

— Нет проблем, встречу, — сказал Берл.

— Целую тебя, мамми, — в трубке оглушительно чмокнули. — Смотри, не очень там балуй, мамми! Ах, как все-таки жалко, что я не смогла с тобой выбраться! Бай, мамми! Люблю, люблю, люблю…

— Я тебя тоже, паппи, — ответил Берл со всей чувственностью, на какую только был способен и повесил трубку.

Через четверть часа он уже подходил к площадке, где даабские бедуины ждали заказчиков. Хорошие места для ныряния находились в некотором отдалении от городка, так что, как правило, туристы арендовали тендер вместе с шофером на целый день. Селим бросился к Берлу, радостно улыбаясь.

— Сегодня рано, господин! Куда поедем?

— Да тут, рядом… езжай пока вперед… — неопределенно отвечал Берл.

На выезде из поселка он попросил Селима остановиться.

— Вот что, бижу. Оставь мне машину на весь день, а сам иди домой. Хорошо заплачу.

Селим испуганно замахал руками:

— Нельзя, господин! Запрещено!

Берл молча достал стодолларовую бумажку и расправил на колене. Селим крякнул.

— Нельзя, — неуверенно повторил он. Берл добавил еще сотню.

— Смотри, бижу, ты тут не один такой. Найдутся другие. За двести-то долларов…

— Тебя полиция остановит, — сказал Селим, глядя на доллары.

— Не остановит… — Берл пошуршал бумажками, почти физически ощущая ответный трепет бедуинского сердца. — Ты мне свою куфию одолжишь. Одолжишь ведь, а?.. А впрочем, зачем одалживать? Давай-ка я у тебя куплю все чохом: и куфию, и галабию…

Берл достал третью бумажку.

— Когда вернешь? — глухо проговорил Селим.

— Галабию? — переспросил жестокий Берл. — Галабию не верну, ее я насовсем беру… Да не переживай ты, бижу. Сам подумай — ну куда я денусь с твоей «тойотой»? Да и зачем мне она? На сутки всего и беру, завтра здесь же и встретимся, в то же время. Ну?

— Ладно, — сдался бедуин. — Договорились. Ты только особо по кочкам не прыгай, ладно? Задний мост у нее не очень…

Еще не было семи, когда Берл, облаченный в длинную бедуинскую галабию, с белоснежной куфией на голове, припарковал «тойоту» как раз возле перекрестка на въезде в Дааб. Дорога, прямая, как стрела, улетала от поворота на запад и, в два счета преодолев плоскую, как стол, пустошь, вонзалась в красный горный распадок, соединяясь там с транссинайским шоссе. За спиной тянулся грубый глинобитный забор молодежного кемпинга, еще дальше рябило ярко-синее поутру море. Машин проезжало совсем немного: пара-тройка израильских легковушек, да местные тендеры с открытым кузовом — «тойоты», «мицубиши», «исузу». Последние интересовали Берла особенно. Он не сомневался, что узнает Збейди в лицо. Водители притормаживали на повороте, так что рассмотреть их не составляло никакого труда.

Кондиционер в селимовой машине не работал, да и зачем бедуину столь бесполезная игрушка? Поэтому к моменту, когда «исузу» денежного курьера вынырнула из ущелья, Берл успел основательно прожариться в кабине. Збейди неторопливо въехал на перекресток, скользнул безразличным взглядом по истекающему потом нехарактерному «бедуину» и повернул в поселок. Подождав с десяток секунд, Берл двинулся следом.

На единственной даабской площади по-прежнему кучковались таксисты, поджидая клиентов. Збейди остановился там же, вышел из машины, потянулся, разминая кости после долгой дороги. Берл лезть в гущу не стал, притулился в тенечке неподалеку, оберегая себя от солнца и от излишних осложнений: селимов тендер на площади наверняка многие бы узнали.

Семьями, компаниями, в одиночку туристы подтягивались к стоянке, лениво торговались, переходя от машины к машине. Такса была известна всем и, как правило, не менялась, но торговля входила в местный ритуал в качестве непременного этапа любой сделки или знакомства — что-то вроде рукопожатия. Никто, как всегда, никуда не торопился. Солнца, моря, гор и душевного равновесия здесь хватало на всех. На этом безмятежном фоне резко выделялся, пожалуй, только один белобрысый парень, лет двадцати, нервно топчущийся без дела на самом солнцепеке. Он явно кого-то поджидал. Из большой спортивной сумки, небрежно брошенной на залитый маслом асфальт, торчали не уместившиеся целиком внутри ласты. На спине у парня висел кожаный рюкзачок, по всем признакам, достаточно тяжелый. Подходивших предложить свои услуги бедуинов белобрысый встречал с несколько неестественной заинтересованностью, которая, впрочем, немедленно рассеивалась, стоило им обменяться несколькими словами.

Берл ухмыльнулся и посмотрел на Збейди. Тот спокойно покуривал около своего тендера, поглядывал по сторонам, особо внимательно ощупывал взглядом белобрысого, но подходить не торопился.

«Конспиратор… — насмешливо подумал Берл. — Этого белобрысого неврастеника видно из самого Шарм-аш-Шейха. Что у них там, никого получше не нашлось?»

Збейди затоптал сигарету и неторопливо двинулся к парню.

— Эй, ты свободен?

Берл вздрогнул от неожиданности и повернулся. С противоположной стороны кабины, просунув в окошко выбеленную солнцем голову, на него взирала умопомрачительная блондинка в ситцевой распашонке, скупо застегнутой ровно на одну пуговицу. Он сразу узнал ее — та самая, давешняя, курившая кальян у входа в сувенирную лавку, освещая улицу своей медленной улыбкой.

— Э-э… — протянул он, маскируя свое замешательство затруднениями в английском. — Привез клиента. Утром из Табы. Я не отсюда.

Девица рассмеялась: — Мы тоже не отсюда. Нас четверо. Сорок фунтов. Идет?

— Куда? — осторожно спросил Берл, косясь в сторону площади. Збейди и белобрысый уже шли в сторону «исузу».

— Куда, куда… надо же, какой нерешительный попался, — удивилась блондинка. — Куда поедем, наркоманки?

Она обернулась к трем сонным девицам, молча подпирающим забор в двух шагах от машины. Одна из них непонимающе моргнула и равнодушно дернула ртом. Две остальные не отреагировали никак.

— А черт его знает куда, — весело сказала блондинка, возвращаясь к Берлу и наклоняясь совсем низко, отчего распашонка распахнулась еще больше, демонстрируя обе груди одновременно. — Тут везде хорошо. Разве нет, мужчина?