Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости)

В Цюрих Берл прибыл в плохом настроении. Миновав вокзал, он вышел на площадь. Был переходной час поздних сумерек, когда фонари еще выглядят недостаточно уместно, а небесный свет уже умер, и оттого в душе и на городских улицах особенно тревожно и темно. Вокзал выглядел мрачновато. Его двухъярусный фасад с высокими дугами арок показался Берлу похожим на неприятную маску, типа страшной гримасы — из тех, которыми дети в шутку пугают друг друга, подсвечивая снизу фонариком собственное лицо. На Банхофштрассе Берл нашел гостиницу поприличнее.

— Где тут у вас Юнион-Банк? — спросил он портье, пока тот стучал по клавиатуре, регистрируя нового постояльца.

Молодой портье удивленно поднял брови: — Какое именно отделение Юнион-Банка требуется господину? В Цюрихе их десятки.

— Главное, — хмыкнул Берл. — Самое старое. Там, где злобные гномы хранят свои сокровища в темном подземелье.

Портье немного подумал и улыбнулся: — Если господин имеет в виду здание правления, то это недалеко. В двух шагах ходьбы отсюда. Вот ваш ключ, господин. Приятного пребывания.

Берл поднялся в номер, разделся и лег в постель. Дверь он не стал запирать из принципа, а документы оставил на столе, рядом с открытым чемоданом. Пусть копаются, если хотят. Плевать он хотел и на них, и на паранойю.

Серое угловатое здание банка утюгом наезжало на перекресток. Берл вошел в холл и остановился, оглядываясь по сторонам. Если не знаешь, к кому обратиться, обращайся к старшему. Если не знаешь, кого искать, ищи главного. Поколебавшись, он решительно направился к сухопарой старухе в остекленной угловой кабинке около лестницы. Более всего старуха походила на беленькую метелку для смахивания пыли с фарфоровых безделушек.

— Доброе утро, госпожа, — Берл поклонился, освещая старушечью кабинку самой яркой из своих улыбок. — Я хотел бы видеть господина директора.

— Доброе утро. На какое время вам назначено, господин…

— Липс… — любезно подсказал Берл. — Доктор Липс. К сожалению, я прибыл без предварительного согласования. Мое дело не терпит отлагательств.

Старуха поджала губы: — Вынуждена извиниться перед господином доктором… — она скорбно помахала своей метелкой в стерильном воздухе. — Господин директор принимает только по предварительной записи. Я могу условно записать вас на следующую пятницу. Возможно, вы предпочитаете, чтобы вам помог кто-нибудь другой? По какому вопросу?

— Золото, уважаемая госпожа, — зловеще прошептал Берл. — Презренный металл в количестве четырехсот унций.

Метелка снова качнулась, уважительно, но непреклонно: — Увы. Не вижу, кто бы мог сейчас этим заняться. Мы проводим аукционы дважды в году. Если вас интересует…

— Меня интересует директор, — перебил ее Берл. — Будьте любезны немедленно доложить вашему начальству, что доктор Липс…

— Что случилось, Ленни? — Голос шел откуда-то сверху, с лестницы.

Берл обернулся. По лестнице спускался крепкого вида пожилой господин в дорогом костюме и шелковом галстуке с блистающей бриллиантовой заколкой. — Здравствуйте, господин Шульц, — с достоинством произнесла метелка, поднимаясь во весь свой немалый рост. — Этот господин хочет видеть директора по поводу золота. Я объяснила ему, что…

— Подождите, Ленни… — Шульц повернулся к Берлу. — Итак, э-э-э…

— Доктор Липс, к вашим услугам… — Берл слегка наклонил голову, пристально вглядываясь в собеседника.

— …доктор Липс… — ничто не дрогнуло в светлых выцветших глазах. — Очень приятно. Меня зовут Эрнст Шульц. Я заведую здесь отделом золота и нумизматики. Возможно, я могу быть чем-нибудь полезен?

— О! Вас-то мне и надо! — обрадовался Берл, панибратски хлопая господина Шульца по плечу, отчего заведующий отделом покачнулся, а секретаршины брови взлетели до самых корней метелки. — Не думаю, что мой золотой кирпич похож на монету, но антикварную ценность он имеет наверняка. Вы ведь не откажете в коротенькой консультации вашему верному клиенту?

Господин Шульц вздохнул и переглянулся с госпожой Ленни.

«С какими только типами ни приходится иметь дело…» — говорил его скорбный взгляд.

— Ладно, что с вами сделаешь… — сказал он, взглянув на часы. — У меня есть ровно четверть часа. Если такая коротенькая консультация вас устроит…

— Еще как устроит! — восторженно вскричал Берл и широко размахнулся, чтобы еще раз хлопнуть доброго заведующего. На этот раз он целил по спине, но господин Шульц, спасаясь от возможного увечья, уже устремился вверх по лестнице в направлении своего кабинета.

Берл одарил секретаршу красноречивым взглядом — что, мол, съела, старая карга?.. — и последовал за Шульцем, прыгая через две ступеньки. В кабинете Берл, не тратя лишних слов, протянул швейцарцу фотографию слитка.

— Какой же это антиквариат? — лицо Шульца выразило скорее разочарование, чем интерес. — Обычный золотой слиток, каких много. Прусский государственный монетный двор. Тридцать восьмой год. Не думаю, что вы выручите за это намного больше номинальной цены по весу. Мы, к примеру, могли бы дать вам только небольшую премию ввиду… гм… несколько сомнительной исторической ценности.

— Премию? — с энтузиазмом переспросил Берл. — Это сколько же?

Шульц немного помялся: — Ну, скажем, десять тысяч долларов…

Бумажный листок слегка подрагивал в его руке. На запястье заведующего отделом золота и нумизматики виднелась бледная татуировка, четыре латинские буквы: ERST.

— Ничего себе! — презрительно фыркнул Берл, забирая назад фотографию. — Всего десять тысяч премии за нацистское золото! Да вы с ума сошли!

Шульц сдержанно улыбнулся.

— Не горячитесь, молодой человек, — мягко сказал он. — Видите ли, нацистское золото сейчас лежит в банках всего мира, особенно, в банках так называемых победителей. Контрибуции, репарации, конфискации… Для них ваш слиток не представляет вообще никакого интереса. Я даю вам эти дополнительные пять процентов от рыночной стоимости исключительно потому, что в нашем банке таких экспонатов не имеется.

Берл недоверчиво покачал головой:

— Да ладно вам рассказывать! Газеты полны рассказов о нацистском золоте в ваших подвалах.

— Глупости! — презрительно поморщился Шульц. — Меньше всего следует верить газетам. Газеты, молодой человек, пишут сообразно конъюнктуре. Иногда они лгут, иногда не лгут, но и то, и другое происходит по чистой случайности. В нашей же истории правда заключается в том, что Швейцария во время войны была нейтральной страной, и этот момент был выгоден всем — и Гитлеру, и союзникам, и прочим нейтралам. Мировая торговля продолжалась, а поскольку она не могла вестись напрямую, требовались посредники. Думаете, американские компании не торговали с немцами в самый разгар военных действий? Еще как торговали! А чем, по-вашему, Германия могла им платить? Рейхсмарками? Нет ведь, правда? Долларами, фунтами? Это — да, но вот где их было взять, эти доллары с фунтами? Тут-то мы и приходили на помощь обеим сторонам. Швейцарские банки продавали немцам швейцарские франки, только и всего. Продавали за золото. Поэтому к 45-му году в наших подвалах действительно скопилось какое-то количество слитков, подобных вашему. Что тут такого преступного? Но это, к сожалению, не конец истории. Конец заключается в том, что по окончании войны нас же и обвинили. И кто бы, вы думали, это сделал? — Та же Америка, корпорации которой наживались на сделках с нацистами! Мы вынуждены были принять эту вопиющую несправедливость, господин… ээ-э-э…