Алекс Тарн - Летит, летит ракета...

За холмом послышалась сирена спецов.

— Где “там”? — тоже шепотом спросил Ами.

— Там, на Полосе. Ты не думай, я бы ее ни в жисть не оставил. Но это получилось как-то само… — он вдруг сел прямо на землю и посмотрел на свои руки так, словно увидел их впервые. — Они же хватали нас прямо из домов. И заталкивали. Хватали и заталкивали, по нескольку жлобов на человека. Тут за детьми-то не уследишь, понимаешь? Я и внуков-то не считал — все ли. А уж собаку и подавно…

Он вдруг всхлипнул и опустил голову. Ами не знал, что делать. Боаз Сироткин сидел перед ним на земле и плакал, не стыдясь слез.

— Боаз, дорогой, — сказал он так мягко, как только мог. — Я, конечно, тебе помогу. Во всем, что потребуется. Я вот только не понимаю — в чем? Ты не мог бы объяснить мне еще раз? Только не торопись: времени у нас хватит. Никакие спецы не помешают, не волнуйся. Ну?

— Я… я, наверное, сам виноват, — выговорил Сироткин в перерывах между мучительными всхлипами. — То есть, не наверное, не наверное, а точно… Я должен был подумать о ней. А я не подумал. Они заперли ее в комнате, оставили там. Понимаешь?

— Оставили кого? — спросил Ами, уже предчувствуя ответ.

— Собаку. Мою собаку…Тебе это, может, смешно, да? В конце концов, это всего лишь собака, тьфу… они мне так и сказали, когда я пришел просить: это всего лишь собака, тьфу, мы не пойдем в Полосу из-за твоей собаки. А я сказал: ладно, я и не хочу, чтобы вы шли, пустите меня одного, я схожу за ней сам, вы ведь заперли ее в комнате, вы ведь… а они…

Он бормотал еще что-то, но Ами уже ничего не слышал. В ушах у него нарастал собачий вой, жуткий, леденящий душу, густой и низкий поначалу, взмывающий острой и тонкой иглою под конец. Тот самый вой, который он впервые услыхал в одном из поселений депортируемого анклава, который потом в течение несколько недель сверлил ему спину, который догнал его и теперь, три года спустя. А где-то в промежутке этого воющего пунктира помещались смерть Нево и его последние слова: “Так нам и надо, Ами, так нам и надо…”

Вой приблизился и смолк — вой сирены полицейского джипа. Чья-то рука тряхнула Ами за плечо:

— Эй, солдат! Ты в порядке?

Это подъехали спецы; кто-то уже поднял с земли Боаза Сироткина и тащил его к амбулансу, а Боаз упирался и все оглядывался на Ами, и отпихивался от санитаров.

“Хватали и заталкивали”, — вспомнил Ами.

— В порядке. И он тоже! — он крутанул колеса своего кресла, загородил санитарам дорогу. — Вам что, сто раз повторять надо? Он тоже в порядке. Отпустите его. Ну! Руки прочь, говорю, падлы!

— Да ладно кричать, братишка, — примирительно сказал один из санитаров, кивая своим товарищам, чтоб отпустили Сироткина. — Мы ж как лучше хотим. У него ведь шок явный, ты глянь только, сам убедишься: вон, вся будка в слезах.

— В жопе у тебя шок, — грубо отвечал Ами Бергер. — Поехали, Боаз, дружище. Домой поехали. Бог с ней, с оранжереей…

В доме Сироткиных их встретил беспорядок, пахнущий пылью и старыми картонными коробками, как во время перезда. Коробки и в самом деле загромождали гостиную; те, что побольше, от долгого пребывания там вполне уже обжились и теперь успешно прикидывались то журнальным столиком, то телевизионной тумбой, то табуреткой. Зато маленькие явно не могли найти себе постоянного места и выглядели издерганными из-за постоянных перестановок. Вот и теперь Боаз, войдя, сразу пнул ногой небольшую коробку с выцветшей надписью “Сардины эгейские”. Сардины в ответ жалобно зазвенели.

— Тарелки, — зачем-то пояснил хозяин. — Так и не распаковали. А сколько нам их надо, тарелок? Две. Далия да я. Проезжай, Ами, проезжай. Э, да тебе ж не протиснуться. Сейчас…

Он подхватил с пола еще одну коробку, покрутил головой, ища, куда бы ее деть, и наконец водрузил прямиком на уже пострадавшие сардины-тарелки.

— Нам-то чего, нам ничего… — видимо, он все же чувствовал себя немного неловко из-за царящего в доме вокзального бедлама. — Мы-то с Далией — двое. Гостей давно не было. Ты уж не обессудь. Проезжай.

— Да я в порядке, Боаз, не дергайся, — сказал Ами, ободряюще улыбаясь и с превеликим трудом заталкивая себе назад в глотку уже готовый было сорваться вопрос.

Сироткин сел на коробку, покачал головой.

— Что ж ты не спрашиваешь, давно ли мы перехали? — он вздохнул. — Давно, парень, давно. Скоро уже три года будет. Почти сразу, как выселили. Поваландались несколько месяцев по караванам… перессорились все вдрызг… ну и разъехались, кто куда. У меня ж там семья большая была. Дочка, два сына женатых, девять внуков. Ну, а как выдернули нас…

Он снова посмотрел на свои раскрытые ладони, словно недоумевая, что они делают тут, перед глазами. Узловатые пальцы его подрагивали.

— Где же все они теперь? — спросил Ами.

— Так это… живут. Было ведь как: своя земля, свое дело. А своя земля — это… — Сироткин поискал нужное слово и не нашел. — А когда без земли, то все сразу — ух… Вот так. Мы-то с Далией к ним на праздники ездим. А они сюда — ни-ни, ни в какую. Не хотят на Полосу смотреть.

— Ну и правильно. На черта зря сердце бередить? Может, и вам тоже стоило бы…

Боаз кивнул.

— Ага. Дети то же самое говорят. Молодые вы, вот и думаете одинаково.

— Ну вот. Одинаково и правильно… — Ами неловко двинулся в кресле. — Извини, Боаз, но ты действительно будто в шоке. Не зря тебя санитары прихватили. А ведь уже три года прошло. Три года! Зачем себе душу травить? Нельзя так.

— Думаешь, я не понимаю? — тихо проговорил хозяин, уставившись в свою правую ладонь. — Я понимаю. И Далия тоже понимает. Вот найдем ее и сразу уедем. Дня лишнего не задержимся.

— Кого найдете?

— Как это “кого”? Я ж тебе объяснил. Собаку нашу. Найдем и уедем.

— Погоди. Погоди, Боаз… — Ами потряс головой. — И где же ты собираешься ее искать? После трех-то лет?

— Понятно где — в Полосе. Собака, парень, это такое животное, которое ждать умеет. Ты ее, к примеру, у двери оставил, а сам ушел. По делам там или еще куда. И вот, ты где-то гуляешь, а она там ждет. Сколько понадобится. Такие они, собаки… — Сироткин улыбнулся неожиданно сердечной улыбкой. — А моя так в особенности. Умная она у меня, сучка-сучара…

Он снова улыбнулся и опустил руки на колени. Ами молчал, вслушиваясь в дальний собачий вой.

— Вот мы и копаем, я и Далия. С самого первого дня копаем, по очереди, круглые сутки. Копаем и вывозим, копаем и… — Сироткин махнул рукой на коробки. — Видишь: даже распаковаться некогда.

— Копаете? — переспросил Ами, все еще не понимая, вернее, отказываясь понимать. — Что вы копаете?

— Туннель, — просто ответил хозяин. — Что же еще?

— В самом деле… — оторопело произнес Ами Бергер. — Что еще обычно копают нормальные люди? Конечно, туннель…

— Ты знаешь другой способ попасть в Полосу?