Алекс Тарн - И возвращу тебя…

Что тут сделаешь? По-хорошему, надо бы сразу придушить гада, да в мешок, да в море, туда, где поглубже, чтобы уж если и выдал кому твою слабину, так только рыбам, которые, как известно, молчат. Но это — по-хорошему, то есть, в идеале, а жизнь от идеала далека, не всякого можно придушить сразу, да и мешок не всегда имеется под рукой. Вот и остается улыбаться в ответ и добавлять таким образом грех на глупость. Ведь теперь он опасен, этот бывший случайный встречный, а значит, нужно не выпускать его из виду, держать поближе и, по возможности, задобрить, чтоб размяк и не думал о дурном, а также для того, чтобы выдал ненароком что-нибудь свое, сокровенное, и тогда уже получится баш на баш, баланс взаимного устрашения.

Это и называется дружбой. Уродливое соединение двух случайных людей, с ножами за спиной и улыбкой на сахарных устах. Рашид знал это с ранней юности, с дворовой казанской стаи, объединявшей таких же, как он, волчат. Оттого и дожил до пятого десятка, что друзей не заводил. Один только раз сорвался, по пьяному делу. Тогда он возил баб через Сараево под видом организованных туристских групп. Молодой был, удачливый. Та поездка оказалась особенно хорошей: Рашид сдал прямо в Боснии пятнадцать штук телок по три штуки долларов за каждую! А на обратном пути решил себя побаловать, завернул в Прагу, в хорошее казино, выпить и погулять. Там-то, в баре, у стойки, незнакомый высокий парень посмотрел на Рашидову руку с бокалом, но без мизинца, весело хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

Рашид было взъелся — что, мол за дела? — но парень только помахал перед его носом своей левой, тоже безмизинной, рукой, и все сразу встало на свои места.

— Что, тоже отрезали? — спросил Рашид товарища по несчастью.

— Нет, — помотал головой тот и заржал еще пуще. — Отстрелили.

Так с мизинцев и началось. Парня звали Ави, в Прагу он приехал, только-только оттрубив свои три года в израильских десантных частях. Приехал не отдыхать, а работать — охранником при игорном бизнесе. Палец свой Ави потерял по глупости, в результате безбашенной армейской игры «ицик» — израильского аналога «русской рулетки». Выслушал Рашид историю про отстреленный Авин мизинец, помолчал, а потом, ни с того, ни с сего рассказал про свой, отрезанный. Ну, и понеслось. Выпили крепко, проговорили всю ночь. Будто черт Рашида за язык тянул: чего только не выложил о своей жизни — и про бизнес, и про телок, и про Варьку-Паучиху. Наутро прочухался — удивился: что с ним такое случилось?.. зачем?.. почему?.. А потом махнул рукой: ерунда, мол. Когда он еще с этим Ави пересечется? — Да никогда. Где он, Рашид, а где Прага с израильским «ициком»? — Не страшно. Но беспокойство все-таки осталось.

И, как выяснилось, не зря. Потому что всего лишь через год закрутилась-завертелась в Рашидовой жизни такая пурга, при которой дороги не выбирают, а едут, пригнув голову, наобум — лишь бы куда-нибудь выехать. А ведь какие планы были хорошие: осесть в Боснии большим боссом, регулировать бабский траффик с Украины и из России… Так бы все и произошло, если бы не война. Вот и пришлось уносить ноги по кратчайшему маршруту. А кратчайший маршрут вел в Израиль, ничего не поделаешь. Да и кто сказал, что Израиль — это плохо? На женское мясцо спрос везде найдется. Рашид осмотрелся и быстро наладил новый маршрут — из Молдавии.

Одна беда: если делаешь бизнес в маленькой стране, то вместе с баблом быстро зарабатываешь и излишнюю известность, причем не только у клиентуры, но и в полиции. Стали прихватывать Рашида крепкие ребята из отдела морали. Ничего серьезного — до поры до времени, а все равно знак неприятный. Задумался Рашид о перемене места. И тут — надо же такому случиться — повстречал он Ави, старого пражского знакомого… даже, можно сказать, друга. Ави-то его и надоумил. Зачем место менять, если можно поменять профессию? Так и перешел Рашид в игорный бизнес. Ну а с сутенерством завязал вовсе, потому как воровское ремесло винегрета не признает. Либо телки, либо рулетка, совмещать трудно.

Сегодняшний Авин звонок был для него неожиданностью. Ави стоял выше Рашида на иерархической лестнице и просто так не стал бы заезжать за ним, да еще и в такой спешке. Отчего-то пришел Рашиду на ум давний казанский двор, усыпанный семечной шелухой и презрительный взгляд Варькиной шестерки:

— Кто тут из вас Рашид?.. Ты?.. А ну, пошли со мной, сявка…

Чем больше он обдумывал ситуацию, тем меньше она ему нравилась. Но уж больно мало оставалось времени, чтобы что-то выяснить или просто убежать. Вот уже и Ави приехал, загудел из-под окна нетерпеливой сиреной своего «бумера». Сел Рашид в машину — пятым сел, на заднее сиденье между двумя лбами. Что такое?..

— Не боись, — улыбнулся Ави. — К Муги едем. Зачем-то ты ему понадобился.

А через несколько минут заехали во двор, и начался непонятный кошмар. Рашид даже не помнил удара по голове: просто сознание в одночасье померкло, и очнулся он уже в душной подпрыгивающей темноте багажника, с кляпом во рту и руками, связанными за спиной. Сначала он решил, что его похоронили заживо, что он лежит в гробу глубоко под землей, и эта мысль напугала его почти до смерти. Почти — потому что еще немного, и сердце разорвалось бы от ужаса, или трахея, сжатая панической спазмой, перестала бы пропускать в легкие воздух. На счастье, он сумел взять себя в руки: ничего, ничего… выберемся… сейчас главное — аккуратно дышать и не думать. Просто дышать и не думать.

Ехали целую вечность — по изобилующим поворотами городским улицам, по ровной скоростной магистрали, по кочковатой грунтовке, где Рашидовы кости, как на счетах, отсчитывали каждый ухаб. Потом машина остановилась, и Ави принялся орать неведомо что и неведомо кому. Затем Рашид услышал, как щелкнул замок, и крышка багажника откинулась, и Авины «быки» выдернули его наружу, и он увидел какой-то склад, и темные деревья вокруг скупо освещенного пятачка, и Мугин «лендровер» в некотором отдалении. И тогда он рванулся туда, к Муги, для того, чтобы поскорее объяснить, что он чист, в чем бы его ни обвиняли… но эта сволочь, Ави, его единственный друг, в полном соответствии со своим дружеским статусом, с размаху заехал ему в челюсть, и Рашид снова померк сознанием, больше от обиды, чем от силы удара.

Потом его снова засунули в багажник, уже другой, намного более тесный, и он подумал, что никогда нельзя быть уверенным в том, что находишься на краю, что хуже уже не бывает: всегда за этим краем оказывается еще один, еще страшнее, и еще один, и еще, и так без конца, до самой смерти, которая тоже неизвестно — край ли. И он снова отрубился от страха и отчаяния, а в ушах гремело и грохотало, и невозможно было понять, откуда этот грохот происходит — извне или из его собственной головы, разрываемой толчками беснующейся крови. Потом хлопнула дверца, машина поехала, и Рашид немного успокоился, переключившись на то, чтобы по возможности уберечь бока от рытвин. Потом крышку снова открыли; они стояли под фонарем и двое незнакомцев разглядывали его, как морскую свинку в клетке. Рашид зажмурился от слишком яркого света, успел почувствовать укол в занемевшее плечо и отрубился, на этот раз, видимо, надолго — вплоть до настоящего момента.