Алекс Тарн - Украсть Ленина

На углу у знакомого магазина не было ни души. Хмурый хозяин сидел, заложив руки за голову и уставив взгляд в грязный заплеванный пол. На венино приветствие он не отреагировал — может, просто не услышал. Телевизионные экраны синхронно передавали новости из Петербурга: демонстрация рассосалась, власть уверенно контролирует ситуацию в городе, пострадавших нет. Давешняя микрофонная красотка теперь вещала от Исаакия. Веня прислушался.

— …просто решили прекратить демонстрацию? — частила корреспондентка, по-модному растягивая слова до неузнаваемости, дабы не допускать пауз. — Ответ на этот вопрос занимает теперь всех, ведь поначалу события имели несомненный характер целенаправленного народного возмущения. По свидетельствам очевидцев, вождь демонстрирующих, двигавшийся впереди колонны на бронированном «хаммере», просто исчез, кто-то даже говорит — испарился, растаял в воздухе — прямо на глазах у всей многотысячной толпы. Утверждают, что исчезновение сопровождалось сильным выбросом крайне неприятного запаха, что, в свою очередь, способствовало тому, что демонстрация рассосалась с поразительной быстротой. Можно сказать, что люди просто разбежались. Депутаты Госдумы от оппозиции намекают на применение секретного оружия массового поражения, но нет никаких подтверждений, что…

Веня подошел к продавцу; тот неохотно поднял на него пустые глаза.

— Что скажете? — сказал Веня, кивая на телевизор.

— Что скажу? — отозвался продавец. — Хорошая вещь. «Самсунг». Экран плоский, стереозвук, русское меню.

— Русское меню… — повторил Веня. — Спасибо, не надо. Я, в общем, сыт.

Он шел и шел, повторяя свой прежний маршрут в обратном направлении, но без определенной цели, а просто так, чтобы куда-то идти… идти или уходить?.. наверное, все-таки, уходить, а если и не уходить, то хотя бы создавать в себе иллюзию ухода. На выходе с Тучкова моста Веня вдруг зацепился взглядом за что-то знакомое… лицо?.. вид?.. вывеску? Так и не поняв, он вернулся назад и прошел последний отрезок пути еще раз, охотясь за ускользнувшим. Ну конечно! Вот оно. Перед ним на рекламном щите близлежащего спортивного зала красовалась афиша международного баскетбольного турнира инвалидов-колясочников. Веня свернул с тротуара.

У входа во Дворец спорта стояли микроавтобусы, слышалась громкая ивритская речь, и Дуди Регев, братишка Дуди, кровный армейский побратим выезжал к нему навстречу, задрав к небу черные иракские брови.

— Доктор?! Ты еще здесь?! Ну ты даешь!

— Привет, братишка, — сказал Веня, не веря своему счастью. — Вы сейчас куда?

— Как куда? В аэропорт! — восторженно заорал Дуди. — Хватит, нет? И так десять дней тут просидели. Скукота жуткая. Все дорого, и ни черта не происходит. Пойти некуда. И никакой культуры: поверишь ли, они тут шварму шавермой называют! А уж хумуса так и вообще никогда в жизни не видели. Салата не допросишься! Дикие люди. В Турции не в пример лучше. Я вот, помню…

— Дуди, братишка, — перебил его Веня. — Ты мне должен, помнишь? Если бы не я, ты бы тогда из-под Тира живым не вышел. Теперь твой черед. Вывези меня отсюда. Сегодня же. Сейчас.

— Э-э… — опешил Дуди. — Так это… билеты…

— Билеты? — свистящим шепотом переспросил Веня. — Билеты? Я что, тогда у тебя тоже билеты спрашивал?

Дуди поник головой, что в его случае означало крайнюю степень задумчивости.

— Ладно, — сказал он наконец, просветлев лицом. — Есть тут один, на тебя похожий. Хотя вы, ашкеназы, все на одно рыло, чтоб вам пусто было. Защитника играет… Ты, как, за защитника сойдешь?

— Хоть за вратаря, — твердо отвечал Веня. — Я теперь за кого хочешь сойду.

Пограничный контроль Веня проходил в составе команды. В самолет он въехал на инвалидном кресле — примерно в то же время, когда невезучий защитник, имевший несчастье оказаться похожим на Дудиного спасителя, въезжал в двери израильского консульства в Петербурге с просьбой о помощи в связи с утратой паспорта и опозданием на рейс, уже унесший на родину всю остальную спортивную делегацию. Защитник происходил из Румынии, умел материться на нескольких языках, и не существовало ни единого матерного слова, которое бы он знал и мысленно не произнес, когда Дуди объявил ему о необходимости остаться. Но кого волнует, что он там произносил мысленно? Вслух же защитник сказал само собой разумеющееся «нет проблем», поскольку первое и главное армейское правило, вбитое в него еще в учебке, заключалось в том, что своих в беде на чужой территории не бросают.

А еще через несколько часов в купе мягкого вагона поезда, следующего из Санкт-Петербурга в Москву, вошел коренастый краснолицый человек с портфелем. Он тяжело уселся, вздохнул, крепко уперся руками в широко расставленные колени и уставился на перрон, где в гнойном свете фонарей мелькали заполошные пассажиры, деловитые носильщики, важные проводники, нарядные милиционеры, деликатные, как бы даже смущенные воры и прочий привычный вокзальный люд.

Когда поезд тронулся, Владимир Ильич Вознесенский еще раз вздохнул и открыл портфель. На подрагивающем столике последовательно возникли: поллитровая бутылка коньяка «Белый Аист», плитка шоколада «Аленушка», безымянное яблоко и свернутое комком махровое полотенце со штампом гостиницы «Палас». Вовочка открыл бутылку, проверил на свет стакан, приятно удивился. Выпив полный стакан мелкими глоточками, он надкусил яблоко с осторожностью, заложенной в генетической памяти всех однажды обманутых мужчин, пожевал и отложил. Затем он аккуратно сдвинул к окну все, за исключением полотенца, которое, наоборот, поместил в самую серединку и принялся разворачивать трепещущими руками.

В свертке оказался шарообразный предмет, размером с теннисный мяч. Более всего он походил на кроватный набалдашник, некое наивное архитектурное излишество, деталь крепчайших, скроенных на века деревянных сооружений, известных в городах и селах под названием «кровать с шарами». Вовочка благоговейно склонился над шаром, стараясь при этом дышать в сторону, дабы не осквернить коньячным перегаром единственную материальную память, оставшуюся осиротевшему человечеству об ушедшем гении всех времен и народов.

Кроватный набалдашник! Подумать такое! На маленьком вагонном столике лежало яйцо великого вождя и учителя. Вовочка смахнул слезу, скрипнул зубами. Он старался не думать о случившемся, потому что оно просто не подлежало осмыслению. Победа была так близка! Власть сама падала им в руки, а с нею и счастливое будущее всего прогрессивного человечества. Революция светлой очистительной волной вздымалась в каждой груди. Народы мира с надеждой обращали взоры. Обреченные враги в злобной судороге трепетали. Все шло так хорошо! И вдруг… Как?! Почему?!