Александр Тарнорудер - Продавец красок

— Все в одну кучу? А если я, скажем, захочу послужить своей стране?

— Пожалуйста, только последствия такого шага могут быть для вас непредсказуемыми.

— Почему?

— Если придете сами, то сто против одного, что вам не поверят и посадят в психушку. А если вас кто-нибудь вычислит, как я, например, то вы запросто можете исчезнуть.

— Хм…

— Все спецслужбы интересуются паранормальными явлениями, и эти отделы одни из самых засекреченных.

— Марио, вы действительно думаете, что я могу на что-то влиять?

— Я уверен в этом.

— Почему? Ведь могут же быть совпадения… В голове не укладывается.

— Влади, я проверял выходящих от вас покупателей — краска несет в себе заряд, это факт.

— Вы сами только что говорили совершенно другое про факты.

— Я вас проверял, есть способы.

— Какие, если не секрет?

— Я был, то есть, я и сейчас являюсь, довольно хорошим лозоходцем. В Ложе придумали мне специальную рамку, которая реагирует на паранормальные объекты, конечно, только в моих руках. Если кто-то другой возьмет ее в руки, то ничего не будет, из чистой предосторожности.

— И Ложу действительно не интересует, как именно я намерен использовать свои возможности?

— Действительно нет. Вам будет предоставлена любая помощь вне зависимости от того, убиваете ли вы людей или лечите. Забыли: ваш личный счет тринадцать — шесть.

Смотрю на Марио недоверчиво:

— И все свои заключения вы сделали на основе того, что… э… участники были мои клиенты?

— Рамка, Влади Ильич, рамка, как правило, не врет. И, поверьте моему слову, — ваш счет считается весьма и весьма положительным… На одного мерзавца у вас двое хороших людей. Бывает и наоборот, и еще намного хуже.

— И я могу решать, кто мерзавец?

— Можете, Влади. Почему бы и нет — вы не хуже других.

— То есть как?

— Да так. Мы все время встречаем людей и решаем для себя: мерзавец он или приличный человек. Только последствия вашего решения имеют несколько большее значение для означенной личности.

— И она-таки может умереть?

— Сколько вашей душе угодно!

— И вы можете объяснить, как это происходит?

— Я же говорил: никто не знает.

— Но у вас есть гипотеза?

— Эк вы загнули… Ну, есть, конечно. Я думаю, что все дело связано с вероятностью. Вы просто очень сильно повышаете вероятность какого-либо события. Выигрыша в лотерею, несчастного случая, других происшествий.

— Зачатия, например?

— С формальной точки зрения, это тоже лишь событие с определенной вероятностью. Улавливаете?

— В голове не укладывается. И еще вопрос: Ложа же может действовать в своих целях?

— Использовать вас?

— Да.

— Только если вы выразите желание.

— Но кто все-таки определяет добро или зло?

— А вы сами, Влади Ильич! Вы что, хотите, чтобы кто-то разделил для вас все человечество на светлых и темных, на правых и не правых, на своих и врагов, на добрых и злых? Нет, дорогой мой, вы сами будете это делать. Постоянно, каждый день. И вы будете помнить, что от вас может зависеть жизнь и смерть. И вы не будете знать, какая судьба настигнет вашего клиента. Вы можете изо всех сил притворяться, но искреннее подспудное ваше мнение вынесет приговор независимо от вашего сознания. Хотите вы этого или нет.

— А если не хочу?

— Очень просто: не продавайте краски.

— Но ведь должен же я как-то зарабатывать?

— Идите в сторожа.

— Был уже…

— Так не жалуйтесь.

Я замолкаю. Странный у нас какой-то разговор получается: с одной стороны, я не склонен верить ни одному его слову; с другой — сбить Марио с толку невозможно, у него на любое мое возражение готов ответ. И, должен сознаться, его доводы не лишены логики. Странной такой логики, но в какие-то моменты я ловлю себя на том, что он меня убеждает и я готов ему поверить.

— Марио, а почему я должен вам верить, что вы из какой-то там Ложи Профессионалов? Вы с тем же успехом можете быть из мафии или из спецслужб.

— Чуть-чуть подумайте, Влади. Если бы ваши подозрения имели под собой почву, то не сидели бы мы в ресторане и не беседовали, как два приятеля, а схватили бы вас на улице и притащили в какой-нибудь грязный подвал, где прежде всего избили до полусмерти.

— Зачем же бить, если я нужен живой.

— Я же сказал «до полусмерти». Это прием такой — сломать человека с самого начала. А задача Ложи, как раз наоборот, вам помочь.

— И какой у Ложи интерес мне помогать?

— А вот когда вы, Влади Ильич, с Ложей познакомитесь, если захотите, конечно, тогда вы и поймете.

И опять, несмотря на все сопротивление организма, накатывает какое-то странное ощущение, что Марио не шутит, что все его слова — правда. Верю ли я в раздвоение личности? Хороший вопрос. Скорее всего — не верю, но я физически чувствую это раздвоение.

— Я могу взять вашу папку и с ней ознакомиться?

— Да, конечно, пожалуйста! Только папка эта — ваша, а не моя. — Марио делает универсальный знак официанту, показывая, что он просит счет. — Обратите внимание, Влади Ильич, на совсем курьезные события: самолет падает на крышу дома, две машины сталкиваются посреди ночи на пустой дороге. Посмотрите на досуге.

— Вы дадите мне свой телефон? Я смогу с вами связаться?

— Извините, нет. В этом нет ничего личного, лишь правила конспирации.

— В шпионов играем?

— Поверьте, нет. Так будет лучше, прежде всего для вас. Я свяжусь с вами сам.

— Спасибо за обед… или ужин, — я замечаю, что на улице успело стемнеть.

— Представьте, Влади, — говорит он напоследок, — вы пришли на работу в плохом расположении духа: с похмелья, или с женой поругались, и подходит к вам клиент, до которого вам совсем нет дела, и раздражается, что вы не хотите уделить ему внимание. Запомните, вы с легкостью можете его убить.

Практикуемый у нас в трудовых коллективах «день сплочения» — странное мероприятие. Даже название на русский язык трудно перевести: то ли смычка, то ли случка. В конце концов, вспомнив, что пролетарии всех стран должны объединяться, приходим к выводу, что это переводится как «междусобойчик». Заключается он в том, что с утра нас забирает автобус и, вместе со всеми работниками лабораторий, везет на гору Кармель, где нас ждет гид, чтобы повести гулять на маршрут среди низкорослых средиземноморских дубов. Дубы здесь мелковаты и совсем не под стать русским раскидистым великанам, вошедшим в мировую классику с легкой руки Льва Николаевича, и попавшим с чьей-то нелегкой руки в школьный курс литературы, где про них заучивают наизусть. Коллективная память принимается громко цитировать вслух зазубренные навечно отрывки. Кажется, нам придется карабкаться вверх. Меня такая перспектива не особенно пугает, а вот подруги мои заметно приуныли. Но на вершину горы, ко всеобщей радости, нас везут на джипах. Гид рассказывает о местной фауне и флоре, сыпет названиями цветов и деревьев, которые в памяти не удерживаются.