Ник Кейв - Смерть Банни Манро

— Слушай, ты, говнюк. Моя жена только что повесилась на оконной решетке в моей собственной гребаной спальне. Мой сын здесь наверху, и я даже близко не представляю, какого хрена с ним делать. Мой отец вот-вот отбросит коньки. Я живу в доме, в который боюсь возвращаться. Я повсюду вижу гребаных призраков. Вчера какая-то придурочная лесбиянка, мать ее, сломала мне нос, а еще у меня такой бодун, что тебе в жизни не снилось. Короче, если ты сейчас же не дашь мне ключ от номера 17, я залезу на этот твой прилавок и затолкаю хренову вставную челюсть тебе в горло, ясно?

Портье протягивает руку и убавляет громкость в телевизоре, а потом обращается к Банни. — Дело в том, сэр, что правила нашего отеля запрещают выдавать два ключа в одни руки.

Банни мягко опускает голову на конторку и закрывает глаза, а вокруг его головы кружатся отбрасываемые люстрой колдовские точечки света. — Пожалуйста, — говорит он.

Он стоит так некоторое время и вскоре чувствует у себя на ладони ключ от номера 17. — Спасибо, — говорит он и берет со стойки газету. — Можно?

Банни идет через фойе и пробирается сквозь компанию одетых в спортивные костюмы игроков в настольный теннис — Банни кажется, что они не то из Монголии, не то еще откуда-то типа того. — Улан-Батор! — кричит Банни неизвестно зачем.

Человек, который у них, видимо, за старшего, широко улыбается, и вся компания оживляется, радостно показывает Банни большие пальцы и хлопает его по спине, приговаривая: “Улан-Батор!” Банни грустно поднимается по лестнице.

Он идет по коридору и, взглянув на часы, видит, что уже полседьмого утра. Он вставляет ключ в замок и в этот момент слышит странный звук, доносящийся из номера 17. В комнате определенно кто-то разговаривает, но разговаривают не люди, и Банни пробирает дрожь. Открыв дверь, он понимает, что эта страшная речь кажется ему еще и до боли знакомой. Он входит в комнату и примерно в одно и то же время видит две вещи. Во-первых, непонятный и тревожный звук, который так его напугал, издают “телепузики”, которых показывают по телевизору. Дипси увлечена жуткой мутантской беседой с По. В следующую секунду Банни видит, что Банни-младший стоит, застыв, посреди комнаты между двух кроватей с мертвенно-бледным лицом. Он не отрывает полных ужаса глаз от экрана телевизора, а под ногами у него лужа, и пижамные штаны тоже все в моче. Мальчик поворачивается к отцу и невнятно взмахивает левой рукой. — Я никак не мог найти пульт, — говорит он глухим голосом. — Черт, — еле слышно произносит Банни.

Он проходит мимо сына и садится на край кровати. Кровать жесткая, безжалостная и усеяна крошечными пустыми бутылочками. На полу валяется потухший окурок.

Банни проводит рукой по лицу.

— Ты бы переоделся, — говорит он. Мальчик проходит мимо, одной рукой придерживая верх от пижамы, а другой прикрывая рот.

— Прости, пап.

— Ничего, — говорит Банни, и мальчик скрывается за дверью ванной. Банни бросает газету на лужу мочи. Он смотрит на экран телевизора и видит, что По и Дипси стоят, взявшись за руки, посреди ядовито-зеленого поля, усеянного гигантскими кроликами. Банни переводит взгляд на газету и видит черно-белый кадр видеозаписи камеры слежения, на котором изображен Рогатый Убийца, а под ним — заголовок: “Наконец здесь”. Банни завороженно, будто в замедленной съемке, наблюдает за тем, как газета пропитывается влагой, и старается не принимать на свой счет то, что мокрое пятно постепенно приобретает форму кролика. Он поднимает голову и видит сына — тот стоит перед ним в шортах и футболке. Мальчик забирается Банни на колени, обхватывает руками его шею и кладет голову ему на грудь. Банни осторожно опускает руку мальчику на спину и растерянно отводит глаза.

— Ничего, — говорит он. Мальчик изо всех сил прижимается к папе и плачет.

— Я готов, — говорит Банни непонятно кому и непонятно, что он имеет в виду.

Мальчику кажется, что его отец выглядит очень странно — не так, как должны выглядеть люди, когда они завтракают в ресторане отеля “Empress” — но, с другой стороны, может, он теперь всегда будет так выглядеть, во всяком случае, в последнее время другим его Банни-младший не видел. Глаза Банни бегают по залу — только что вроде бы смотрели куда-то туда, а теперь уже смотрят совсем в другое место. Иногда он вдруг резко оглядывается через плечо, или ищет чего-то под столом, или смотрит, кто там вошел в дверь, или с подозрением косится на официантку, как будто бы на ней маска, или, там, вуаль, или еще что-то такое, под чем можно скрыть лицо. Он все время держится за ребра и всасывает воздух сквозь зубы, и еще подмигивает и вообще строит разные странные лица. Иногда он делает все это оченьочень быстро, а иногда, наоборот, как-то заторможенно. Банни-младший чувствует, что время играет с ним шутки. Например, он понимает, что может вырасти из маленького мальчика в морщинистого старика за то время, которое требуется отцу, чтобы поднять со стола чашку, поднести ее к губам и отхлебнуть чая. А потом его отец вдруг делает все прямо-таки с бешеной скоростью — к примеру, носится по залу ресторана и выбегает в уборную. Банни-младшему кажется, что он уехал из дома миллион лет назад, но в то же время он с ужасом понимает, что на самом деле пошел всего лишь третий день.

Папа все время говорит что-то о списке клиентов, но, насколько может судить Банни-младший, список почти закончился. Интересно, что будет, когда имен в списке больше совсем не останется? Они поедут домой? Или добудут себе новый список? Это вообще как — на всю жизнь? Что с ним будет дальше? Чего он достигнет в жизни? Ждет ли его в жизни что-нибудь еще? Но тут папа заталкивает в рот целую сосиску, и мальчик не может сдержать улыбку — зрелище вообще-то то еще! Такой уж он, его папа — думает мальчик — возьмет и выкинет что-нибудь такое, от чего все остальные просто в восторге. Ну что ж — думает он — я люблю своего папу, и это хорошо. Ну, в смысле — думает он — тут уж что есть, то есть.

Банни-младший смотрит, как капля кетчупа стекает по папиному подбородку и падает ему на галстук. Галстук этот — небесно-голубой, и на нем нарисованы мультипликационные кролики, у которых вместо глаз маленькие вышитые крестики, и они летают по галстуку на белых ватных облаках. Банни слишком сильно занят осмотром ресторана, чтобы заметить, какую грязь он развел, поэтому мальчик тянется через стол и протирает галстук влажной тряпочкой.

— Так-то лучше, — говорит он.

— Не знаю, что бы я без тебя делал, — говорит Банни и вертит головой так безумно, как будто бы она держится не на шее, а на резиночке.

— Жил бы как свинья, — говорит мальчик. Банни встает и заглядывает под стул.