Кингсли Эмис - Один толстый англичанин

– Мне бы очень не хотелось жить в таком мире.

– Но мир, в котором вы живете, таков. Просто вы этого не замечаете.

– Готов поспорить на что угодно, вы хотите сказать, что я эгоист, по крайней мере, не хуже вас, но, должен признаться, мне непонятна ваша страсть разводить философию на пустом месте.

Мечер, все тем же добродушным тоном, ответил:

– Ерунду вы говорите. Нет никакой философии в том, чтобы правильно оценить ситуацию и выработать план соответствующих действий. Если неделю нет дождя и трава начинает сохнуть, вы ее поливаете. И это не эгоизм в том смысле, в каком вы, возможно, подразумеваете. Все мы к кому-то хорошо относимся, кого-то любим. И наша обязанность – красть, и жульничать, и лгать, и применять насилие тогда, когда необходимо, ради этих людей.

– А вот и другой наш заморский гость. – Эткинс, с недоуменным раздражением слушавший разглагольствования Мечера, вышел и вскоре вернулся, таща с собой Паргетера, который до этого сидел на дубовой скамье, уткнувшись лицом в ладони.

– Все еще скучаешь по дому, парень?

– Господи, нет, конечної – чуть ли не в голос вскричал Паргетер. – Скучать по этой чертовой никчемной дыре?

– Ага, он уже в нашем лагере, – удовлетворенно сказал Эгкинс, сияя улыбкой.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросил Роджер. – Паргетер, кажется?

– Найджел Паргетер.

– Паргетер, что-то я вас не пойму.

– Признаваться, что вы, так сказать, не можете его понять, – засмеялся Мечер, – это больше похоже на вас, не так ли, мистер Мичелдекан? Но если серьезно, то, наверно, у вас трудности с пониманием других людей? Своего рода периодические приступы непонимания.

– Что это значит, Паргетер? – сказал Роджер, не обращая внимания на Мечера. – Как Англия может быть чертовой никчемной дырой?

– О, вам-то небось хорошо, мистер Мичелдекан, эсквайр, с вашим дворянским происхождением и прекрасным выговором, и… Не то что крестьянским парням вроде меня. Высшее общество, связи, королева, епископ Кентерберийский, учеба в Итоне, богачи, меркантилизм и… что еще…

– О, теперь я вас понял, Паргетер, вы из тех мерзких, ничтожных…

– Не имеет значения, бессмысленно…

– Вы нашли прекрасное место, если хотели подальше уехать от меркантилизма и богачей, не так ли, Паргетер? Относительно высшего общества. Полагаю, вы считаете, что только потому, что в Америке нет герцогов, значит, все – друзья-товарищи друг другу. Абсолютное заблуждение. Сами посудите: когда королева и принц Филипп были здесь и проезжали по Нью-Йорку, Вашингтону или еще где-нибудь, какой восторженный прием им оказывали, не то что их кошмарному генералу Макартуру. Они были популярней, чем национальный…

– Ошибаетесь, их популярность была куда меньшей, – не согласился Мечер, – Если быть точным, то где-то между одной четвертой и одной пятой от популярности Макартура.

– Американская наука творит чудеса, – весело воскликнул Роджер. – Так вы открыли способ измерять популярность?

– Применительно к данному случаю, да. Когда королевская процессия проезжала по улицам, люди бросали из окон конфетти и прочее в том же роде, приветствуя…

– Конфетти, конфетти? Что это…

– Извините, мистер Мичелдекан, но, нравится вам или нет, подобные вещи называются конфетти. Как бы то ни было, когда улицы убрали, нью-йоркская санитарная служба взвесила все это конфетти и – забыл уж, сколько там было тонн и где я видел эти цифры, но помню, как обратил внимание, что после ваших королевы с принцем собрали не то в четыре, не то в пять раз меньше, чем после этого кошмарного (тут я согласен с вами) Макартура.

Паргетер, который, пока продолжался этот диалог, время от времени разевал рот, порываясь что-то сказать, воспользовался молчанием Роджера, не знавшего, что возразить Мечеру.

– Господи, – закричал он Роджеру, – неужели вы думаете, что я верю всем этим сказкам о Штатах? Неужели вы думаете, я не знаю, что эти чертовы Штаты и в подметки не годятся Англии? Все эти чертовы ванны с позолоченными кранами, общество Берча, грабежи средь бела дня в Центральном парке, гольф-клубы, куда не принимают евреев, Литл-Рок, Лас-Вегас, Вассарский колледж и… и… уж и не знаю что… Если б я родился в этой стране, то просто бы…

Подобный хитрый поворот в разговоре, похоже, таил в себе новую ловушку для Роджера, но на выручку ему простодушно пришел Эткинс.

– Митч, послушай, – сказал он умоляющим тоном, склонился к Роджеру, обняв его за плечи одной рукой, а другой махнув Паргетеру, чтобы тот замолчал. – Митч, хочу тебя спросить кое о чем. Слушай меня внимательно. Скажи, почему ты нас ненавидишь?

– Ненавижу? О чем ты? Я вовсе…

– Почему ты нас ненавидишь? Ведь ты ненавидишь нас, я прав? Все вы нас ненавидите. За что? За что? Что мы вам сделали? Мы совсем не хотели быть мировым лидером. Это последнее, что нам нужно. Мы никогда не были империалистами. И все-таки вы нас ненавидите. Почему? Мы никогда не были колониалистами. Но вы тем не менее…

– Вот как, неужели не были? – Роджер бросился в бой, торопясь опередить Паргетера и тем избежать его оскорбительной поддержки. – Никогда не были ни империалистами, ни колониалистами? А что ты скажешь о войне с Мексикой и с Испанией? Почему Калифорния, Аризона, Флорида, Пуэрто-Рико и еще множество других мест носят такие странные, необычно звучащие названия, как ты думаешь? А ваш Юг! Единственная причина, по которой он не называется колонией, это то, что он часть…

– Ах, Митч, Митч, Митч! – прервал его Эткинс укоризненным вздохом. – Ведь я и так ужасный англофил, а ты стараешься меня переубедить.

– Тебя никто не сможет переубедить, дубина чертова.

Эткинс убрал руку с плеча Роджера и стоял пошатываясь.

– Это точно, никому меня не переубедить, – проговорил он и ухмыльнулся, глядя себе под ноги. – Тут, Митч, ты совершенно прав.

Роджер поднял глаза и встретился взглядом с Элен. Первый раз за весь вечер она смотрела на него прямо, не скрываясь, и взгляд ее был полон презрения. Она повернулась и вышла из комнаты, Роджер последовал за ней.

– Что с тобой происходит, Роджер? Ты, может быть, болен? Что? Набрасываешься на этого милого юношу! Почему ты всегда так ведешь себя? О Господи, это просто ужасно! Мне твое поведение начинает надоедать – и я не намерена терпеть его дальше. Что толкает тебя на такие поступки?

– Ты смеешь читать мне лекцию о том, как вести себя! И это после того, как сама поступила совершенно чудовищным образом, в присутствии всех нанеся оскорбление мне и моей стране? Столь нелепое…

– Роджер, ты в своем уме? Нет, ты самый настоящий сумасшедший. Неужели ты не способен отличить шутку от оскорбления? Куда же подевалось ваше, англичан, пресловутое чувство юмора, которым вы всегда так славились?