Кингсли Эмис - Один толстый англичанин

– Ты это о чем?

– О том, что американец говорит, например, «представляю», тогда как англичанин – «имею представление». Как если бы американцы относились к обладанию как к действию, когда для англичанина – это состояние, условие. Я связываю это с тем, что американец чаще предпочитает слово «это, этот», а британец – «то, тот». Таким образом, когда американец говорит «я делаю это», показывая важность действия по отношению к объекту, присутствующему здесь и сейчас, англичанин почти обязательно скажет «я имею то-то», демонстрируя тем самым важность для него состояния, условия, которое не требует от него действия и связано с объектом, могущим находиться в неком пространственном и временном удалении. Цель американца – доллар; цель британца – империя. Замечательно, как в этих выражениях обнажаются, выступают на поверхность скрытые исходные посылы и цели культуры. Замечательно, но не удивительно. Язык – самый чуткий социальный инструмент.

– Ты прав, – сказал Роджер. – Мне придется взять такси, иначе я пропущу свой поезд.

Он велел шоферу ехать не на станцию, а к главному входу Будвайзерского колледжа. Там, как пародия на оксфордского швейцара, его встретил у дверей скучающий человек, одетый в полицейскую форму. «Пильзнер, тридцать три, – ответил он на вопрос Роджера. – Это в первом корпусе».

Первый корпус находился в четырехугольном готического стиля здании цвета слоновой кости. Памятная доска на часовне с выступающими контрфорсами и высовывающимися там и сям горгульями гордо гласила: A.D.MCMXXIX. В поисках нужной двери Роджер заглянул в арку, копию кембриджских Врат Добродетели, и сквозь нее во дворе здания увидел огромную коробку из стекла и бетона, словно бы перенесенную сюда из деловых кварталов Манхэттена. О, да они здесь шагают в ногу с прогрессом, сказал себе Родлсер. За дверью с табличкой «И. Э. Мечер» никого не было. Роджер пошарил в памяти и попытал счастья в кабинетах с табличками «П. М. Каслмейн», «Т. Шамвей-мл.» и «П. К. Хаблер», но с тем же результатом. Или, может быть, чуть лучшим. На двух смежных стенах последнего кабинета вплотную друг к другу висели черные картонные планшеты. На одном из них красовалось с полдюжины фотографий, где была изображена группа мужчин, принадлежащих по крайней мере к двум расам. Мужчины играли на инструментах, которые Роджер определил как саксофоны разнообразных видов. На другом планшете было, наверно, сотен пять фотографий девушек. Роджер взглянул на них с некоторым смущением, не зная, как к этому отнестись. Какое право имел П. К. Хаблер так демонстративно проявлять свой интерес к этому предмету? Нынешние молодые люди, похоже, считают, что им можно, когда захочется, подшучивать над девушками так же, как они подшучивают над всеми остальными.

Роджер уже собрался уходить, когда в здание вошел другой полицейский и заметил его.

– Эй, что вы тут вынюхиваете, – спросил полицейский, подойдя к Роджеру, окинул его взглядом и добавил: – Сэр?

– Я ищу мистера Каслмейна или…

– Так посмотрите в его кабинете.

– Я смотрел. Его там нет.

– Нет? Тогда он, наверно, на митинге болельщиков. Туда много народу пошло. Он еще, кажется, не кончился. Скорей всего он там. Если, конечно, он не зубрила. Он не зубрила?

– Послушайте… Сначала объясните мне, что это еще за митинг болельщиков?

– А, это перед завтрашней битвой. Игра с «Рейнголдом», слыхали? Это вон там, где Арка. А митинг – это вроде демонстрации, понятно? Во – их и отсюда слыхать! – В сотне ярдов от корпуса раздавались вопли, свист и взрывы. – Это они. А это они из пушки палят.

– Спасибо, теперь я найду их.

– Погодите минутку, вы точно знаете, что Каслмейн не зубрила? Потому как, если он зубрила, тогда его там нет, тогда он наверняка в…

– Что вы имеете в виду под зубрилой?

– Зубрила, – наставительно начал полицейский, – это такой молодой человек, который очень любит сидеть над книгами. Он так любит читать эти свои книги, что страшно много времени просиживает в библиотеке. Он не ходит на митинги болельщиков, он вообще никуда не ходит, потому что слишком любит…

– Спасибо, я понял. Скажите, а для чего в колледже полиция? Опасаются каких-нибудь беспорядков?

– Да это все для видимости. И потом, я не полицейский, не настоящий полицейский. На мне только форма полицейского. А так я проктор, как в Оксфорде или Кембридже, то есть инспектор по-нашему.

– Проктор? – Роджер представил себе благородных аскетичного вида донов (в иной обстановке производивших впечатление напыщенных болванов) в мантиях, с цепями на груди, поддерживавших этот старинный атрибут университетской жизни (дурацкий анахронизм), с достоинством шествуя по улочкам его альма-матер.

– А что? Да вы не расстраивайтесь, мистер, не я это придумал, просто те, кто мне платит, так меня называют. Хотите, чтоб я назвался по-другому?

Роджер направился туда, куда указал ему псевдополицейский-псевдопроктор. Там кругом сияли гирлянды лампочек, свешивавшихся из окон, то и дело сверкали вспышки магния. Света было больше чем достаточно, чтобы отыскать кого-нибудь из дружков Мечера, которые могли находиться среди нескольких сот болельщиков, присутствовавших здесь. Роджер переходил от группы к группе, заткнув уши, чтобы барабанные перепонки не лопнули от невообразимого шума. Сотни глоток запели песню; ими руководили несколько человек с мегафонами в руках, дергаясь и подпрыгивая в такт пению. Среди них один был обряжен в медвежью шкуру. Пушка продолжала грохотать. Гремела медь сопровождающего оркестра. По громкоговорителю объявили, что некто по имени Тренер Оксенрайдер сейчас расскажет, что такое настоящая поддержка команды болельщиками. Роджер ничего не разобрал из выступления Тренера. Следом к микрофону пригласили еще кого-то, который, в свою очередь, пригласил другого. Первый говорил: «…правый защитник – звезда… не слишком яркая, но в футбол играть умеет… отлично выступил против „Шлитца”, и пресса так считает… приехал из Портленда, штат Мен, чтобы выступать за „Будвайзер”… почти всю последнюю осень провел на скамейке запасных, но уже…» Второй сказал коротко и прямо: «…как только вижу чью-то ногу, так сразу ее ломаю».

В Роджере постепенно начало подниматься раздражение. Глухие голоса, раздающиеся из динамиков, пляска огромных теней на стенах окружающих зданий, огни прожекторов вызвали в нем легкое замешательство. Но тут он наконец разглядел Каслмейна, стоявшего в толпе с каким-то молодым человеком и двумя девицами, и направился к нему.

– Могу я поговорить с вами?

– О, да это мистер Мичелдекан! Добрый вечер, сэр, что привело вас?…

– У меня к вам личное дело. – Роджер отошел в сторонку; Каслмейн с удивленным видом последовал за ним. – Вот что, где Ирвин Мечер?