Питер Устинов - Старик и мистер Смит

— Какая досада и какое разочарование, — произнес Старик, слегка запыхавшийся от быстрой ходьбы, — что накануне возвращения в свое одинокое царство ты решил вернуться к своим прежним взглядам, стал таким злым и колючим. Подумать только, во время нашего путешествия были моменты, когда я начисто забывал, кто ты!

— Вспомнил? То-то, — повеселел мистер Смит и прижал к груди телевизор, словно мать плаксивого младенца.

Старик замер как вкопанный.

— Что это?

— Я ничего не слышал.

— Это не звук. Запах. Чем-то пахнет. Принюхавшись, мистер Смит пожал плечами:

— Не чувствую.

— Готовят еду! — догадался Старик. — О-о, святые угодники, я хочу есть! — и затрясся, как маленький мальчик, которому срочно кое-куда надо.

— Хм, я есть не хочу, но ты помнишь те заросли, через которые мы продирались, когда улепетывали от тигрицы?

— Помню.

— Там попадались какие-то кусты с колючками. Вот, полюбуйся. Он задрал грязную штанину. На лодыжке багровели многочисленные царапины.

— Что это? — наклонился Старик.

— Кровь.

— Не может быть!

Оба переглянулись. Последовала наэлектризованная пауза.

Старик придушенным голосом объявил:

— Все. Последняя ночь, и мы покидаем Землю.

Возвращение Старика и мистера Смита к месту постоянного проживания повлекло за собой целый ряд примечательных и интригующих последствий, однако всего несколько человек — а именно доктор Кляйнгельд и святые старцы — догадались объяснить эти загадочные природные явления вознесением одного из компаньонов на Небеса и нисхождением другого в геенну. Экологи же валили всю вину на преступную безответственность человечества, попирающего законы природы.

Пожалуй, самым впечатляющим феноменом был бешеный снежный буран, обрушившийся на Сахару, и последовавшее за этим ужасное наводнение. Все газеты обошла фотография несчастного верблюда по колено в грязной воде, с печатью страдания на ошеломленной морде. Поп-группы, как это обычно бывает в подобных случаях, воззвали к широкой публике, и появились сразу две общественные организации, приступившие к сбору средств во имя спасения великой пустыни: ФИСОСН (Фонд избавления Сахары от снега и наводнений) и трескучая РМЗСС (Рок-музыка за сухую Сахару).

Эскимосы и инуиты в своих заполярных просторах дурели от жары и падали с солнечными ударами, так что канадскому правительству пришлось организовать срочную транспортировку пострадавших в больницы и санатории. Злосчастные жители Севера лежали на тающих торосах, беспомощно глядя, как превращаются в лужу их уютные иглу.

Разбухший океан попер на пляжи Западной Европы, так что шезлонги приплыли аж к Вулвергемптону и Лиможу, а в поле возле сухопутного Коньяка обнаружили принесенный волнами катамаран.

В районе города Гетеборга разразилась вспышка малярии, заставшая шведское правительство врасплох. В Швейцарии были обнаружены мухи цеце, в результате чего значительная часть населения этой горной страны погрузилась в дремоту, сраженная сонной болезнью. Возле Дюссельдорфа разразилось мощное землетрясение с очень солидной котировкой по шкале Рихтера.

Власти изо всех сил пытались втолковать публике, что череда этих поразительных природных явлений объясняется вполне уважительными причинами. Один ученый даже заявил, что Дюссельдорф лишь по чистой случайности до сих пор обходился без землетрясений. Нашлись и мистики, которые сразу полезли в Нострадамуса и обнаружили прорицание всех этих катаклизмов, причем весьма прозрачно зашифрованное. Другие винили во всем использование атомной энергии, подземные ядерные испытания, дыру в озоновом слое, «парниковый эффект» и кислотные дожди. В конечном счете все до такой степени запутались, что перестали сами себя понимать, но это, разумеется, не помешало продолжению дискуссии. Напротив, чем нелепее выдвигалась гипотеза, тем больше у нее находилось сторонников, и в больших городах доходило до массовых, весьма агрессивных манифестаций. В Болгарии народ призвал правительство к ответу за плохую погоду, и в Вашингтоне отметили этот факт, свидетельствующий о развитии демократического процесса на Балканах, с глубоким удовлетворением.

В самой американской столице была тишь да гладь. Каждое утро ровно в восемь к ограде Белого дома являлся вооруженный термосом и бутербродами доктор Кляйнгельд. В последнее время психиатра повсюду сопровождал огромный детина по имени Лютер Бэйсинг. Некогда он считал себя Богом и совершил два убийства, а теперь беспрекословно слушался Кляйнгельда, почитая его взамен Старика, перед которым великан ощутил благоговение и преклонил колени. Соратники разворачивали большущий транспарант, на котором было написано:

В один прекрасный день возле манифестантов остановился автомобиль. За рулем сидела устрашающая мисс Газель Маккабр, в недалеком прошлом медсестра в госпитале, где работал доктор Кляйнгельд, а ныне, если верить форме и знакам различия, майор вооруженных сил США. С белыми, обесцвеченными перекисью волосами воительница была похожа на древнеиндейское божество.

— Ку-ку! — пропела она баритоном. — Узнаете меня?

— Боже Всевышний, неужто это вы, мисс Маккабр?

— А кто же еще? Но я теперь майор Маккабр. Заместительница полковника Харрингтона Б. Булкинса, начальника ГУОСО при ГШВВС.

— И что это значит? — спросил доктор.

— Понятия не имею, — рассмеялась мисс Маккабр. — Да это и неважно, душа моя. Нас в этом самом ГУОСО такая прорва, что, если завтра десять человек сдохнут, до конца финансового года никто этого не заметит.

— Вы ушли из госпиталя?

— Естественно. Я никогда не любила свою работу. Это же кошмар — регистрировать поступление пациентов, половина которых выйдет обратно вперед ногами. Ну, может, я преувеличиваю. А может, и нет. Когда-то, после ухода из большого спорта, я прошла курс армейского обучения, вот и решила вернуться в строй. Теперь работаю в Пентагоне, а половину времени провожу на секретном объекте в Западной Виргинии. Дала подписку о неразглашении и все такое, но в Вашингтоне секретов не бывает, так что вполне можно посплетничать.

— Разве в Вашингтоне нет секретов?

— Какое там. Сплошная показуха. Умники изображают всеведение, а если чего-то не знают, то просто врут. Продажные секретарши торгуют и секретами, и телом, причем на каждый товар своя такса. Да они ксерокопируют каждый документ, который проходит через их руки, — авось удастся кому-нибудь продать.

Мисс Маккабр подкрасила губы, глядя в зеркало заднего вида, и перешла на доверительный тон:

— Я часто вспоминаю вас, солнышко. Какой, думаю, позор. Доктор Гробсон Кляйнгельд, светило психиатрии, мог бы получить Нобелевскую премию по медицине, а валяет дурака — торчит перед Белым домом в компании Бога-три, и все из-за того, что двое чокнутых стариков сбили его с пути истинного.