Питер Устинов - Место в тени

В большинстве современных путеводителей по Испании городок Альканьон де ла Саграда Орден едва упомянут; в старых о нем нет ни слова. Однако частые находки римских монет в его земле и сокровищница амфор в его каменистых водоемах свидетельствуют, что это одно из старейших поселений на Пиренейском полуострове. Он не столь красив и ярок, как некоторые андалусские пуэбло, но не испорчен и горделив.

Альканьонская церковь отнюдь не жемчужина архитектуры, интерьер ее портят донельзя сентиментальные картины на библейские сюжеты, начиная от поддельных полотен Мурильо и кончая викторианскими. Громадная Дева Мария, словно бы марципановая, с хрустальными слезами, вделанными в розовые щеки, занимает большую часть корабля церкви, восседая куклой за стеклом в причудливых солнечных лучах. Характерно, что эта чрезмерно большая, слащавая статуя является отрадой и гордостью городка, и даже утверждают, что ее хрустальные слезы чудесным образом превратились в воду в последние дни осады Алькасара [1] Алькасар — замок-дворец мавританских королей в Севилье. .

На окраинных улочках прячутся несколько великолепных построек времен арабского владычества, в том числе резиденция алькальда, да под деревьями на главной площади стоит позеленевшая медная статуя самого славного аль-каньонца Хуана Родригеса де ла Хара.

Как явствует из сделанного на постаменте описания этого фанатичного вида идальго, он вторгся в Аризону, двигаясь от того места, где ныне стоит Таксон, мимо Финикса в Рино, где скончался от какой-то местной чумы, последними его словами были: «Por Espaca y por Alcacon» [2] Ради Испании и ради Альканьона (исп.). .

Однако самой яркой достопримечательностью городка, пожалуй, является арена для боя быков, почти ровесница той, что в Ронде, и потому имеющая право считаться одной из древнейших в Испании. Белая, приземистая, с бурьяном, выросшем местами на ее песке, она кажется слишком уж мирной для подобного развлечения. На грязной стене до сих пер можно прочесть слова «Sol» и «Sombra» [3] «Солнце» и «Тень» (исп.). , хотя черная краска поблекла и местами осыпалась, сама арена замечательна тем, что там нет никаких реклам, никаких напоминаний о каком-то особенно восхитительном коньяке или шерри, оскверняющих назначение этого древнего здания.

Хотя в прошлые годы бои быков на арене происходили лишь изредка, она до сих пор пронизана запахом животных, и едкий запах мочи нездорово витает у входов для зрителей, мест, где заседают парламенты мух.

Со времен достославного конкистадора Хуана Родригеса де ла Хара до конца Второй мировой войны Альканьон спокойно прозябал в бедности и гордости. Даже Гражданская война не пробудила его от снов о славе, так как наступающие войска генерала Франко заняли его, потеряв лишь двух человек. Однако в сороковом году началась полоса неудач, поскольку туда вздумал удалиться от мира знаменитый английский поэт Оливер Стилл. Он был из тех людей, чья слава тем больше растет, чем меньше они пишут. Опубликованная в девятьсот двенадцатом году тонкая книжка книжка стихов приобрела известность, и мучительное ожидание очередной постепенно перешло в непомерное низкопоклонство. К двадцать пятому году, когда вышел в свет очень короткий роман, Стилл был известен во всем мире. Третья книжка страниц на восемьдесят прокралась в печать в конце тридцатых годов и превратила его в полубога. Теперь он был примелькавшейся личностью с буйной гривой седых волос, в приметном свитере, словно бы связанном много лет назад полуслепой старухой для отважного старшины спасательной шлюпки, который вызывающе носил, несмотря на жару.

В сорок восьмом году Стилл опубликовал сборник заумных, вычурных стихотворений, насыщенных сбивчивыми ритмическими вариациями и до того невразумительных, что их нельзя было читать с обычной скоростью, озаглавленный «Recuerdos de Alcacon» [4] Воспоминания об Альканьоне (исп.). . Эти туманные фразы, своего рода лирический паштет, густая масса речевых фигур без единого глагола были провозглашены замечательными, и Оливер Стилл сделал для Альканьона то же, что доктор Швейцер для Ламбарене. Городок стал местом паломничества, и какой-нибудь шведский журналист неизменно прятался где-нибудь поблизости в скалах с фотокамерой наготове, чтобы заснять великого человека в каком-то необыкновенно своеобразном расположении духа, а жена тем временем дожидалась журналиста в автомобиле, украшенном флагами и посланиями доброй воли.

Когда Европу начал захлестывать наплыв американцев, ищущих древних истин и благородных дикарей, когда коррида начала манить избранных перспективой суровой и жуткой простоты, Оливер Стилл начал постепенно наживать врага.

Мэр Альканьона, сеньор Рамон де Вильясека, способный с легкостью проследить свою родословную до любовницы великого де ла Хары, увидел нарастающую опасность и решил встретить ее холодным, надменным взглядом.

В Оливере Стилле ему не нравилось все: стихи, личность, тот интерес, который он вызывал. Не нравилось, что Стилл разгуливал по округе поглощенным отчужденными, непроницаемыми мыслями, с узловатой тростью в руке и старым бойскаутским рюкзаком за плечами, покуривая трубку, извергающую клубы отвратительного дыма, слишком глубоко ушедшим в себя, чтобы обращать внимание на любезности встречных или на жену, семенящую за ним, трагическую фигуру. Было замечено, что местные собаки, все до единой чрезмерно злые, бросающиеся на автомобили и прокусывающие шины, виновато съеживаются, завидя его, и это быстро создало ему репутацию носителя таинственного, необъяснимого зла.

Паломники с их заговорщицким видом и непрестанными расспросами жителей не улучшали положения. Казалось, они относились к поэту с такой приверженностью, какую сеньор Вильясека считал неприличной, когда она обращалась на любой объект, менее значительный, чем сам Господь Бог. То, что Стилл старательно избегал всякой шумихи и старательно отваживал своих поклонников, не замечая их в упор, симпатии к нему у мэра не вызывало.

— Во-первых, одному человеку вызывать такое почитание у других противоестественно. Во-вторых, раз уж вызвал, столь же противоестественно отвергать его, — сказал однажды мэр жандармскому сержанту Кабрере.

— Это тот случай, когда два минуса дают плюс, — с проницательным видом ответил сержант Кабрера.

— Два минуса дают плюс? С каких это пор?

— Со времен Аристофана.

— В Испании, слава Богу, не так. Испания — единственная страна, где еще господствует католическая церковь и где два минуса по-прежнему два минуса.

Сержант вынужден был согласиться, больше из патриотизма, чем но убеждению.