Легс Макнил - Прошу, убей меня.

С другой стороны, быть гомофобом было просто нелепо, потому что все наши приятели были геями. Нас их наклонности не напрягали, да чего там, все отлично, еби кого хочешь. Например, Артуро постоянно кормил меня крутыми сексуальными историями. Я отвечал: «Вау, а что было потом?»

Здорово было то, что люди оказались сильнее своего страха. Это время было богато неподдельными открытиями, но не в рамках популярных массовых движений. Меня всегда интересовало, как люди проводят день и чего они хотят, когда гаснет свет: сохранить разум, или потерять его.

Скотт Кемпнер : Дэнни Филдс в своих статьях поливал нас дерьмом, разные люди писали о нас очень злобные вещи, куда бы ты не посмотрел, нас ненавидел весь Нью-Йорк, притом что Уэйн Каунти чуть не убил Ричарда.

У «Макса» состоялся благотворительный вечер в защиту Уэйна Каунти. Дебби Харри приняла в нем участие, но потом извинялась. Ди Ди извинялся, все извинялись, когда поняли, насколько они ошиблись. Никто не знал, что произошло на самом деле, никто не знал правды об этом происшествии, не знал того, что не Ричард напал на Уэйна Каунти, зверски избил его, а потом кричал об этом на каждом перекрестке, а совсем наоборот. Если есть в мире пиздеж, то это именно он.

Энди Шернофф : Обратной стороной этой ситуации стало паблисити. Хорошее паблисити — это хорошая реклама, плохое паблисити — это тоже хорошая реклама, а вот отсутствие паблисити — плохая реклама. Некоторые люди говорили: «Ага, Манитоба надрал зад Уэйну Каунти!» Ходило множество идиотских баек, так что в конце концов история стала легендой.

Джон Хольмстром : Лестер Бэнгс, редактор журнала Creem в Детройте, позвонил нам в «Свалку Панка» и сказал, что Punk — это величайший журнал из всех, которые он когда-либо видел, и что он хочет завязать с Creem и перейти работать к нам.

Правда, думаю, он хотел уехать из Детройта и перебраться в Нью-Йорк задолго до этого разговора. К тому времени в Детройте ничего не происходило. Детройт был одним центров рок-н-ролла в конце шестидесятых — начале семидесятых. Но в 74–75 годах все затихло, и каждый раз, чтобы найти материал для статьи, журналистам из Creem приходилось отправляться в другие города. И Лестер решил завязать с Creem, потому что не мог выносить издателя и хотел стать вольным художником.

Итак, Лестер переехал в Нью-Йорк. В это время, когда отголоски битвы между Уэйном Каунти и Диком Манитобой уже стихали, Лестер принял сторону Dictators. Он написал статью «Настоящие «Диктаторы» — кто они?» Сидя в «Свалке», он писал статью, причем постоянно находился на взводе, будто под наркотой. Он писал и все время слушал диалоги из «Таксиста».

Он прочитал вслух «Настоящие «Диктаторы» — кто они?» в репетиционном зале Dictators, и там же мы сделали снимки борющихся Лестера и Большого Дика. Потом среди нью-йоркской богемы стали распространяться слухи, будто мы собираемся напечатать статью, разоблачающую мафию гомосексуалистов.

Все начали говорить нам: «Для вас было бы лучше не делать этого».

Потом Лестер отказался дать нам разрешение на публикацию статьи.

Лестер пошел на попятный, потому что он не хотел испортить свою репутацию — но речь шла просто о путаной, тупой, безобидной маленькой статье, понимаете? Люди видели в статье больше, чем там было на самом деле. Мы уже сами готовы были отказаться от статьи, если это было нужно для того, чтобы от нас отстали. Статья стала одной из тех вещей, которые помогли порушить наш бизнес. После этой истории многие двери перед нами закрылись. Никто не хотел с нами разговаривать, иметь с нами что-то общее.

«Журнал Punk собирается разоблачить мафию гомосексуалистов», — вот что Лестер говорил людям. А тусовка была такой маленькой, что все слышали его слова. Все испугались. Думаю, тогда многие стали более скрытными.

Я даже не знал, что это за фигня такая — мафия гомосексуалистов. Это было похоже на шутку. Мафия геев? Не было никакой мафии геев! Это была идея Лестера. А крайним оказался журнал Punk.

Боб Груэн : Это было в начале гомосексуальной революции, когда быть гомосексуалом не только значило быть плохим и неправильным, это было незаконно, а избивать геев и унижать всех, кто «не такой», считалось нормальным. Вся эта история стала поворотной точкой. Пренебрежительное отношение к странным людям до этого момента считалось естественным. Но внезапно все изменилось — ты стал понимать, что речь идет о живом человеке, которого можно обидеть, может, о твоем друге.

Джейн Каунти : Мне жаль, что все так получилось, мне жаль, что Большой Дик был ранен, но он в самом деле зашел слишком далеко. Я была на спиде, погрязла в паранойе, моя замешанная на адреналине реакция была молниеносной и автоматической. И пять «черных красоток». Представляете, что это такое — пять «черных красоток»?

Скотт Кемпнер : Нас исключили из всех клубов; любой группе, вздумавшей играть вместе с Dictators, объясняли, что у «Макса» им больше нечего делать, а играть у «Макса» значило очень много. Ричард не мог ходить, ездил в инвалидном кресле на колесиках. Он был в плохом состоянии. Затем мало-помалу мы снова начали играть. Нас приютил «Клаб 82». Потом Хилли сказал: «Черный список? Никто не будет указывать мне, кого можно нанимать, а кого нет. Мне плевать на эту херню».

Он предоставил нам зал на вечер понедельника, и мы побили рекорд клуба по количеству зрителей. После драки и разборок тусовка отвергла нас, мы стали изгоями, а той ночью мы вернулись, нас приняли назад. Потом Карин Берг из «Электра Рекордз» подписала контракт одновременно с Television и Dictators. А потом я подружился с Джоуи Рамоном, и Дебби Гарри, и Ричардом Ллойдом, и Уилли ДеВилем, и Тиной Уэймаут, и Крисом Франтцем. В «CBGB» в то время появилось много доброжелательных и общительных людей, и это было классно. Мне было очень приятно чувствовать себя частью этой тусовки, хоть я и не забывал, насколько тут все по приколу.

Джон Хольмстром : После облома с гейской мафией я понял, что Лестеру Бэнгсу нельзя доверять. И действительно, потом он написал статью «Проповедники «белого шума»», в которой обозвал нас расистами. Фигурально говоря, он нас вымазал дегтем и обвалял в перьях. Я не знаю, зачем он это сделал. Потом я пытался поговорить с ним. Но он просто отмахнулся от серьезного разговора. Он только бросил мне: «Ну, чего ты так распереживался?» Я потом долго не разговаривал с ним. Еще раньше Лу Рид предостерегал меня. Лу говорил: «Не связывайся с Лестером. Он тебя объебет».

Но я махнул рукой: «Ааа, Лестер — классный парень. Лестер — крутой. Он никогда не сделает говна товарищу».

Лу остался при своем мнении: «Берегись, это геморройщик. Держись от него подальше».

Лу оказался прав.