Чинуа Ачебе - Стрела бога

— Тебя зовут Эзеулу? — спросил переводчик, после того как белый человек проговорил несколько слов.

Это повторное оскорбление едва не переполнило чашу терпения Эзеулу, но он все же сумел сохранить спокойствие.

— Разве ты не слышал, что я сказал? Белый человек хочет убедиться, что тебя зовут Эзеулу.

— Скажи белому человеку, чтобы он пошел к своему отцу и к своей матери и спросил, как их зовут.

Последовал короткий разговор между белым человеком и переводчиком. Белый человек нахмурил брови, но потом улыбнулся и что-то объяснил переводчику, который затем сказал Эзеулу, что в этом вопросе нет ничего оскорбительного. Просто у белого человека принято это спрашивать, когда он вершит свои дела. Белый рассматривал Эзеулу с таким выражением, будто его что-то забавляло. После того как переводчик смолк, белый снова помрачнел и заговорил. Он укорял Эзеулу за проявленное неуважение к распоряжениям правительства и предупредил, что, если он проявит подобное неуважение еще раз, его очень строго накажут.

— Скажи ему, — перебил Эзеулу, — что я до сих пор еще не услышал, зачем он меня позвал.

Но это переведено не было. Белый человек сердито махнул рукой и повысил голос. Эзеулу без переводчика понял, что белый человек сказал, чтобы его больше не перебивали. Немного поуспокоившись, он заговорил о благодеяниях Британской администрации. Кларк не собирался читать эту лекцию, которую он назвал бы самодовольным разглагольствованием, если бы услышал ее из чужих уст. Но он просто ничего не мог с собой поделать. Столкнувшись с гордым безучастием этого языческого жреца, которого они собирались облагодетельствовать, возвысив над соплеменниками, и который вместо благодарности платил пренебрежением, Кларк не знал, что еще говорить. И чем больше он говорил, тем больше сердился.

В конце концов, благодаря своей недюжинной выдержке, а также благодаря возможности перевести дух в паузах, когда бубнил переводчик, Кларк сумел овладеть собой и собраться с мыслями. Тогда он сказал Эзеулу, что есть предложение назначить его вождем.

Выражение лица Эзеулу не изменилось, когда это предложение было объявлено ему через переводчика. Он хранил молчание. Кларк понимал, что должно пройти какое-то время, чтобы смысл этого предложения дошел до сознания жреца во всей своей ошеломляющей полноте.

— Ну как, согласен ты стать вождем или нет? — Кларк весь светился, чувствуя себя благодетелем, чья щедрость не может не ошарашить благодетельствуемого.

— Скажи белому человеку, что никому, кроме Улу, Эзеулу служить не будет.

— Что?! — вскричал Кларк. — Он с ума сошел?

— Я думай, да, сэр, — сказал переводчик.

— В таком случае пусть отправляется обратно в тюрьму! — Теперь Кларк рассердился по-настоящему. Какая наглость! Какой-то колдун публично ставит в дурацкое положение Британскую администрацию.

Престиж Эзеулу в глазах обитателей Правительственной горки резко упал после того, как минул первый день, и второй, и третий, а известие о смерти капитана Уинтерботтома все не приходило. Теперь, когда Эзеулу отказался стать вождем, назначенным белым человеком, его престиж снова вырос. Во всей стране Игбо никто еще не совершал такого поступка. Когда человек выплевывает кусок, который сама судьба вложила ему в рот, это может показаться безрассудством, но в определенных обстоятельствах такой человек внушает уважение.

Что касается самого Эзеулу, то он был полностью удовлетворен подобным оборотом дела. Он свел счеты с белым человеком и мог пока забыть о нем. Правда, забыть было не так-то просто, и, перебирая в памяти события прошедших дней, он почти убедил себя в том, что белый человек, Уинтабота, желал ему добра, но что его добрые намерения были сведены на нет действиями всевозможных посредников вроде главного посыльного и этого самонадеянного, невежливого белого молокососа. В конце концов, напоминал он себе, не кто иной, как Уинтабота, провозгласил его несколько лет тому назад единственным правдивым человеком среди всех свидетелей Окпери и Умуаро. И это он, Уинтабота, посоветовал ему позже послать одного из своих сыновей обучаться мудрости его народа. Все это как будто говорило о доброжелательном отношении белого человека к Эзеулу. Но чего стоит доброжелательство, которое навлекло на него позор и бесчестье? Жена, познавшая пустоту жизни, возопила: пусть ненавидит меня мой муж, покуда он ежедневно дает мне ямс!

Как бы то ни было, говорил себе Эзеулу, Уинтабота должен отвечать за поступки своих посланцев. Бывает, человек идет через переполненный людьми базар, очень осторожно выбирая дорогу, но краем одежды невзначай опрокинет и побьет чьи-то товары; в таком случае сам этот человек, а не его одежда должен возместить убытки.

Но несмотря на все эти размышления, главным для Эзеулу было все-таки то, что теперь он более или менее расквитался с белым человеком. Он еще не сказал ему последнего слова, но в ближайшем будущем он должен будет по-настоящему схватиться не с ним, а со своими же соплеменниками, и в этом единоборстве белый человек станет, сам того не ведая, его союзником. Чем дольше его продержат в Окпери, тем больше будет вина перед ним соплеменников и тем больше будет у него средств для борьбы.

Поначалу мало кто в Умуаро поверил известию, что Эзеулу отверг предложение белого человека назначить его вождем.

— Зачем бы он стал отказываться от того, чего домогался все эти годы? — спрашивали его враги.

Но Акуэбуе и другие постарались донести эту весть до самых дальних уголков Умуаро, а очень скоро молва о поступке Эзеулу распространилась и по всем окрестным деревням.

Нвака из Умуннеоры отнесся к этой истории презрительно. Когда он больше не мог оспаривать ее достоверность, он стал всячески принижать ее значение.

— Этот человек — сумасшедший гордец, — уверял он. — Сами теперь видите, как прав я был, когда говорил вам, что ему передалось по наследству безумие его матери.

Как и все злопыхательские речи Нваки, это утверждение основывалось на действительном факте. Мать Эзеулу, Нваньиэке, страдала тяжелыми, хотя и временными, припадками умопомешательства. Говорили, что, если бы ее муж не был таким великим знатоком целебных трав, она, возможно, бесновалась бы постоянно.

Но вопреки злоречию Нваки и прочих непримиримых врагов Эзеулу в Умуаро день ото дня росло число людей, которые склонялись к мысли, что с верховным жрецом обошлись очень плохо. Все больше и больше соплеменников приходило навестить его в Окпери; в один из дней у него побывало девять посетителей, причем некоторые из них принесли ямс и другие дары.

Через две недели после того, как капитан Уинтерботтом был доставлен в больницу при миссии в Нкисе, он достаточно оправился, чтобы Тони Кларку разрешили увидеться с ним — на пять минут. Доктор Севидж стояла в дверях с карманными часами в руке.